Рождение и воспитание ребенка в средние века. Кто такие бастарды, и как они становились королями

Индивид и социум на средневековом Западе Гуревич Арон Яковлевич

Детство в Средние века?

«Индивидом рождаются, личностью становятся, индивидуальность отстаивают», - эти слова психолога, уже приводившиеся выше, указывают на то, что личность представляет собой величину динамическую, меняющуюся на протяжении жизни человека. Поэтому было бы важно попытаться проследить, насколько возможно, как подобные изменения происходили в Средневековье и, соответственно, как они осмыслялись людьми той эпохи. В центре нашего внимания будут категории младенчества, детства и отрочества.

О возрастах человеческой жизни размышляли многие средневековые авторы, следуя, как правило, античным образцам, однако интепретируя их в духе христианской символики. В ходу были самые разные схемы, взаимно дополнявшие друг друга либо находившиеся в известном противоречии между собой. Все эти построения были чрезвычайно абстрактны и весьма отдаленно связаны с реальными наблюдениями. Эти теории неизменно основывались на символике чисел.

Трехчленная схема выделяла естественные этапы в жизни человека - рост и созревание, зрелость и упадок (augmentum, status, decrementum). Эти стадии образовывали своего рода арку или дугу. Следуя восходящей к Аристотелю схеме, Данте в «Пире» указывает, что наиболее совершенный возраст, когда раскрываются все внутренние способности человека, лежит между тридцатью и сорока годами. Намного раньше папа Григорий Великий установил связь между возрастами человека и определенными моментами христианской литургии. Согласно распространенной интерпретации три евангельских волхва (мага), пришедшие поклониться новорожденному младенцу Иисусу, в свою очередь символизировали фазы человеческой жизни.

Наряду с трехчленной, была распространена четырехчленная схема. Уже Пифагору приписывалась мысль о соответствии жизненных фаз временам года. Эта же мысль была многие столетия спустя положена в основу произведения автора XIII века Филиппа Новарского «Четыре возраста человека». У Гиппократа и его последователей была заимствована теория, согласно которой каждой фазе жизни соответствует тот или иной темперамент (гумор), определяемый соотношением важнейших четырех состояний организма человека (влажности, сухости, тепла и холода). Согласно этой теории, возрастные характеристики были связаны с определенными физиологическими состояниями. Вместе с тем человек-микрокосм был плотно включен в мировую схему макрокосма, поскольку четыре возраста его жизни, характеризующиеся преобладанием того или иного гумора, соответствуют основополагающим элементам мира (вода, огонь, воздух, земля).

Однако можно заметить, что каждый из возрастов представляет собой статичное состояние. Упор в этих классификациях делался не на процесс перехода от одного возраста к другому, а на характеристику каждого из них, рассматриваемого изолированно.

Библейско-христианские мотивы особенно ощутимы в схеме человеческих возрастов, опирающейся на цифру 6. Мир сотворен в течение 6 дней, историю рода человеческого делят на 6 этапов (от Адама до Ноя, от Ноя до Авраама, от Авраама до Давида, от Давида до Вавилонского пленения, от Вавилонского пленения до Рождества Христова и от Рождества Христова до конца времен). Петр Абеляр усматривал прямое соответствие шести дней творения шести возрастам человека. Эта восходящая к св. Августину схема наложила неизгладимый отпечаток на средневековую мысль. Мы встречаем ее у Исидора Севильского (VI–VII века), в XII веке-у Гонория Августодунского и Ламберта Сент-Омерского, а в XIII веке - у Варфоломея Английского и Винцента из Бовэ. Роберт Гроссетест (Большеголовый) шел дальше и стремился установить связь между возрастами человека и умственным его состоянием: свет сознания проникает в душу новорожденного, сочетание воли и разума характерно для состояния зрелости, тогда как в старости человек достигает божественной мудрости.

Естественно, сакральное число 7 не могло не использоваться в схемах человеческих возрастов. Подчеркивали символическое соответствие числа 7 числу планет, семи звездам, определяющим смену времен года, семи добродетелям и семи грехам, семи тонам григорианского хорала, наконец, семи возрастам человека: младенец (puerulus) до 7 лет, ребенок (рuеr) - до 14 лет, подросток (adolescens) - до 21 года, молодой человек (iuvenus) - до 35 лет, муж (vir) - до 49 лет, пожилой (senior) - до 63 лет и старик (senex) - до 98 лет. Вслед за Птолемеем западные авторы, начиная с XII века, придерживались взглядов, согласно которым отдельные планеты оказывают влияние на жизнь человека на разных ее этапах.

Из новых символических интерпретаций, привнесенных Поздним Средневековьем, можно отметить внимание к параллелизму между двенадцатью месяцами года и соответствующими периодами жизни. Согласно поэме «Изображения двенадцати месяцев» («Les Douze mois figurez», XIV век), каждому месяцу года соответствует шестилетний период жизни, и полный цикл насчитывает 72 года.

Вновь подчеркнем: все эти схемы человеческих возрастов не столько отражали наблюдения над реальным течением человеческой жизни, сколько исходили из отвлеченных схоластических выкладок. Они не учитывали психических особенностей индивида на разных этапах его жизни и, в частности, не обращали особого внимания на специфику детского возраста 1 . Эти натуралистические теории, унаследованные от Античности, были перетолкованы в Средние века в духе истории Спасения.

Духовный мир человека в изображении средневековых авторов неподвижен и дискретен. В центре их внимания находится не эволюция характера, приводящая к качественным сдвигам, а последовательность возрастных состояний, кажущихся не связанными между собой. Поэтому, кстати, в биографиях и рудиментарных автобиографиях, написанных в ту эпоху, детство, за редкими исключениями, каковым была «De vita sua» Гвибера Ножанского (о ней подробнее пойдет речь ниже), игнорируется.

Впрочем, отдельным авторам не были чужды обобщения, продиктованные, хотя бы отчасти, жизненными наблюдениями. В проповеди Юлиана из Везеле читаем: «За детством следует отрочество, чувствительный и недисциплинированный возраст, подверженный удовольствиям, когда кажется, что добродетель трудна и недоступна. Жажда разных утех терзает еще наивную душу, и если этому чувству удается душой овладеть, то она становится скопищем постыднейших пороков. /Отрочество/ неустойчиво, оно не слушает ни разума, ни советов, но подвержено дуновению малейших искушений, оно подвижно и ветрено. Сегодня оно хочет одного, завтра другого, сегодня любит, завтра ненавидит» 2 .

Такова была теория, но что мы знаем о практике? Высокую рождаемость сопровождала высокая детская смертность. Из автобиографических записок немецкого рыцаря Михеля фон Эйенхайма (нач. XVI века) явствует, что из девяти его детей пятеро умерли в младенчестве, соответственно спустя 10 часов, 13 дней, 13 недель и год (двое) после рождения. На семейных портретах этого периода нередко изображен глава семьи в окружении детей, по правую руку - живых, по левую - умерших, и последние подчас численно преобладают 3 .

Причины высокой смертности заключались в отсутствии должных гигиенических условий, пренебрежении к жизни младенца, нередко вызываемом суровыми материальными условиями и частым голодом. Средняя продолжительность жизни оставалась в ту эпоху низкой, и смерть была близко знакома средневековому человеку. В бедных многодетных семьях новорожденный мог стать обузой, и детоубийство, особенно в Раннее Средневековье, не было редкостью. На скандинавском Севере языческий обычай «выносить» детей, т. е. оставлять их вдали от дома на гибель, сохранялся некоторое время даже после принятия христианства. Обрекали на смерть больных и слабых младенцев, в особенности девочек. Ребенок получал право на существование лишь после того, как отец клал его к себе на колени и смачивал водой его лоб.

Детство было относительно коротким, и ребенок рано приобщался к миру взрослых. При этом сплошь и рядом его отрывали от родителей. У германцев был распространен обычай отдавать ребенка на воспитание в чужую семью. Этот обычай был обусловлен стремлением устанавливать и поддерживать дружеские и союзнические связи между родовыми группами и семьями. Подобные отношения складывались прежде всего в среде знати.

Такого рода обычаи оставались характерными и для последующего периода. Сын рыцаря с малых лет переходил в другую рыцарскую семью с тем, чтобы в ней приобрести навыки, необходимые для воина благородного происхождения. Отношения между воспитанником и воспитателем нередко были более тесными, нежели отношения между сыном и отцом. Многих детей обоего пола отдавали в монастырь, тем самым обрывая их родственные связи с собственной семьей; это касалось прежде всего тех сыновей, которые не могли рассчитывать на получение отцовского наследства (феод не дробился и передавался старшему сыну), и дочерей-бесприданниц.

Детей отдавали на воспитание также и в городской среде. Сын ремесленника делался учеником (фактически слугой) в семье другого мастера. Очень часто он подвергался тяжкой эксплуатации и дурному обращению. Некоторыми цеховыми статутами мастеру специально вменяется в обязанность «мягко» обходиться с учениками и уж если бить их, то не по голове 4 .

Ребенок не был центром семейной жизни. Его положение в семье во многих случаях было отмечено бесправием, его жизнью и смертью полновластно распоряжался отец. Ф. Арьес характеризует средневековую цивилизацию как «цивилизацию взрослых» 5 . Действительно, ребенок не воспринимался в качестве существа, обладающего специфической психикой и, соответственно, нуждающегося в особом к себе отношении, - в нем скорее видели маленького взрослого. Если верить исландским сагам, мальчики, даже малолетние, нередко оказывались способными отомстить за своих убитых отцов (девочки авторами саг почти вовсе игнорируются). Совершенный подростком акт кровной мести воспринимался сородичами и окружающими как своего рода инициация, которая повышала статус человека, достойно отомстившего за Убитого, и обеспечивала ему общественное уважение.

Ребенок не отличался от взрослого своей одеждой, она была лишь скроена по его росту. Как явствует из произведений искусства, художники не умели адекватно изображать детские лица, и это неумение опять-таки свидетельствует об отсутствии интереса к детству. По мнению Арьеса, для Средневековья не характерна педагогика, учитывающая особенности детской психологии. Констатация этих фактов побудила некоторых историков сделать вывод, будто в Средние века отсутствовала родительская любовь. Арьес указывает на то, что поскольку ребенком пренебрегали и не занимались специально его воспитанием, то, естественно, к нему не применялись те строгие педагогические меры, которые утвердятся позже, когда наступит пора всеобщего образования. По мысли Арьеса, ребенок в средневековом обществе рос как дичок и не подвергался ни обузданию, ни воспитанию.

Возникает вопрос: насколько обоснованны и убедительны подобные утверждения? С одной стороны, заключения Арьеса имеют под собой определенные основания, с другой - едва ли их можно абсолютизировать. Вопросы воспитания и обучения многократно обсуждались средневековыми церковными, а позднее и светскими авторами, что вполне естественно, если принять во внимание неизменную дидактическую направленность теологии и литературы 6 . Однако при этом нужно учесть, что христианская дидактика касалась не столько специально детей, сколько всех верующих: в ее основе лежала забота о спасении души и преодолении греховных наклонностей человека. В этом общем контексте рассматривалось и поведение детей.

Отношение к ним христианской церкви было двойственным. С одной стороны, на ребенке лежит печать первородного греха: так, в постановлениях Аахенcкого собора 816 года детство называется «возрастом распущенным и склонным ко греху», и этот постулат находится в полном соответствии со взглядом на детство св. Августина и Григория Великого 7 . С другой стороны, отцы церкви подчеркивали невинность и чистоту души ребенка, ссылаясь на известные слова Христа: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное» (Мф. 18:3). В «Этимологиях» Исидора Севильского термин «puer» толкуется как производное от pueritas (чистота). В раннесредневековых литературных и изобразительных памятниках часто возникает тема невинно убиенных младенцев - жертв царя Ирода; 28 декабря отмечается день невинно убиенных младенцев, а начиная с XI–XII веков нередко «находили» их мощи 8 .

Археологами обнаружены детские захоронения, относящиеся к каролингскому времени. В могилах младенцев найдены предметы домашнего обихода и игрушки. Нередко детские могилы были расположены в непосредственной близости от жилищ. То, что такого рода захоронения становятся частыми в VIII–X веках, Д.Александр-Бидон связывает с более глубокой христианизацией населения Галлии 9 . Церковные моралисты уже в Раннее Средневековье стремились внести в суровую действительность семейных отношений варваров новые элементы, связанные с необходимостью религиозного воспитания.

Вопреки утверждениям Арьеса, существует немало свидетельств того, что средневековые люди вовсе не были лишены чувства любви и привязанности к своим детям, что о них заботились и занимались их воспитанием. От IX века сохранились письма франкской знатной женщины Дуоды, в которых она выражает материнскую заботу о своем сыне, живущем на чужбине 10 . Был распространен литературный жанр «зерцал» (specula): отец всячески наставляет сына, давая ему разнообразные полезные советы, следуя которым, тот сможет избежать многих ошибок и невзгод. Обычно - это королевские «зерцала»; однако, как правило, отцовские наставления не адресованы конкретному лицу и имеют обобщенный характер. Таково, в частности, и сочинение Абеляра, содержащее поучения его сыну Астролябию.

Естественно, в имеющихся источниках сохранилось меньше сведений об отношениях между родителями и детьми в среде простонародья. Тем не менее такие указания иногда тоже встречаются. Известны случаи, когда матери усердно заботились о выживании своих хилых младенцев, даже прибегая к магическим средствам. Французский инквизитор Этьен де Бурбон (сер. XIII века) оставил свидетельство о возмутившем его крестьянском культе св. Гинефора, оказавшегося борзой собакой. На могилу этого «святого» крестьянки из местности близ Лиона приносили своих больных новорожденных для исцеления 11 .

В протоколах инквизиции, представители которой, расследуя дела о ереси альбигойцев, опросили население пиренейской деревни Монтайю в начале XIV века, сохранилось немало высказываний матерей об их детях: они тяжело переживали их болезни и смерть. Особенно трагично звучат рассказы матерей, которые должны были смириться с властью мужей-катаров: эти манихеи, воспринимавшие земной мир как дьявольское порождение, по-своему желали добра своим детям, ибо, лишая их пищи и тем самым обрекая на голодную смерть, они заботились о скорейшем освобождении души ребенка от грешной плоти. Для матерей же, подчас настроенных не столь фанатично, созерцание умирающего ребенка было невыносимо, и они с душевной болью рассказывали инквизиторам о своих переживаниях 12 .

В этот период для отдельных авторов проблема воспитания ребенка стала приобретать большее значение, нежели прежде. Традиции интерпретации детства, до того сохранявшие некоторую обособленность одна от другой - античная, раннехристианская, варварская и та, что опиралась на рыцарский этос, - отныне сближаются и переплетаются. В этом отношении показательно сочинение Филиппа Новарского. Хотя он и заявляет, что строит свои поучения относительно воспитания детей исходя из личного опыта («тому, кто это написал, исполнилось 60 лет», и, многое претерпев, он чувствует себя обязанным научить других) 13 , Филипп в основном остается в русле общей морально-религиозной сентенциозности. Он разделяет точку зрения, восходящую еще к Августину, согласно которой маленький ребенок - существо, изначально несущее на себе проклятие первородного греха, а потому склонное к неповиновению и дурным поступкам. Последние требуют от родителей суровости и строгости, и Филипп Новарский всячески подчеркивает целительную роль наказания. Попустительство воспитателей может привести к тому, что, достигнув определенного возраста, человек закоснеет в своих преступных склонностях. Автор ссылается на распространенный exemplum, повествующий о молодом человеке, пристрастившемся к воровству. Перед казнью, к которой он был приговорен за содеянные им кражи, юноша пожелал попрощаться со своим отцом, обменявшись с ним последним поцелуем. Вместо этого, однако, он откусил ему нос. Он объяснил судье, что таким способом «отблагодарил» отца за потакание его дурным наклонностям: тот никогда не наказывал его и не придавал серьезного значения непотребному его поведению 14 .

Взгляды Филиппа Новарского пронизаны сословным духом: по его мнению, сына рыцаря надо растить иначе, чем сына простолюдина. Он рекомендует как можно раньше начинать приобщение ребенка к профессии, соответствующей его сословному статусу. Одновременно подчеркивается различие в обучении мальчиков и девочек 15 . Филипп, естественно, отдает пальму первенства детям мужского пола, тогда как девушек, с его точки зрения, следует готовить к браку и к тому, чтобы они находились в подчинении у мужа. «Детство есть фундамент жизни, - пишет Филипп Новарский, - и только на хорошей основе можно воздвигнуть большое и добротное строение» 16 . Для достижения этого нужно настойчиво трудиться.

В одной из проповедей немецкий францисканец Бертольд Регенсбургский (XIII век), в свою очередь, рассуждает о родительских заботах 17 и, в частности, задается вопросом, почему в семьях богатых людей дети чаще болеют и раньше умирают, нежели в семьях бедняков. Уподобляя желудок котелку с пищей, стоящему на очаге, он говорит, что из переполненного котелка похлебка вытекает и гасит огонь. В богатых и знатных семьях часто бывает так, что разные родственницы бестолково и слишком часто пичкают младенца, в результате чего он болеет и даже может умереть; бедные же люди кормят детей умеренно. Впрочем, соображения о большем благополучии детей бедняков остаются на совести проповедника, ибо голод и недоедание были повседневным явлением.

Люди Средневековья по-своему заботились о своих детях, но эти заботы далеко не всегда получали одобрение церкви. Как явствует из высказываний или не менее красноречивых умолчаний в жизнеописаниях Отлоха, Абеляра, Бернара и других духовных лиц, первейшая нравственная цель христианина - любовь к Богу, и привязанность детей к родителям или родителей к детям не должна вступать в противоречие с этой заповедью. Принятие обета монашества ведет к разрыву родственных связей. Человек, который всячески стремится приумножить свои богатства, не гнушаясь ростовщичеством и иными не одобряемыми церковью способами, может погубить души своих детей и более отдаленных потомков, получивших его греховное наследство. Надлежало печься не столько о физическом здоровье ребенка, сколько о его душе. В записках флорентийского купца Джованни Морелли (начало XV века) встречаются в высшей степени впечатляющие страницы, посвященные его первенцу, рано умершему сыну Альберто, к которому он был нежно привязан и который умер в детстве. Морелли подробно описывает агонию ребенка. Как христианина, его особенно мучает воспоминание о том, что он, надеясь на чудо, на то, что ребенок выживет и не покинет этот мир, до последнего момента откладывал причастие, без которого Альберто и скончался. Считалось, что, не приняв отпущения грехов, душа ребенка не могла получить доступа в рай. По признанию Морелли, он в течение года после смерти сына жестоко терзался мыслью о том, что душа невинного мальчика оказалась в аду. Лишь через год, день в день после смерти ребенка, Морелли было ниспослано видение, из которого явствовало, что Господь смилостивился, и Альберто получил отпущение грехов. Эти страницы пронизаны глубокой отцовской любовью, привязанностью Джованни и его жены к маленькому мальчику, которого они так трагически и безвременно потеряли 18 .

Даже безгрешный младенец не мог, согласно тогдашним убеждениям, получить доступ в Царствие Небесное, если он не был крещен. Соответственно, страх, вызываемый опасением, что новорожденный может умереть без крещения, был широко распространен. Нередко старались возвратить в этот мир уже бездыханного младенца, для того чтобы немедленно опрыскать его святой водой. Фактически крещение производилось уже над трупом ребенка.

В средневековой литературе можно найти указания на конфликты между родителями и детьми. В центре упоминавшейся выше немецкой поэмы Вернера Садовника «Майер Хельмбрехт» (XIII век) - трагический разрыв между добропорядочным крестьянином и его сыном, вознамерившимся возвыситься и стать рыцарем, приводит к гибели этого выскочки. Дидактические «примеры» (exempla) того же времени неоднократно высмеивают и осуждают сыновей, которые дурно обращаются со своими старыми отцами, отказывая им в одежде и пище и даже подвергая их побоям 19 . Расторжение взаимной привязанности детей и родителей рассматривается Боккаччо как неслыханное и роковое разрушение основ жизни: в разгар чумы в середине XIV века дети, по его свидетельству, бросали своих больных родителей, а родители не оказывали помощи пораженным «черной смертью» детям.

Повторим: детство в Средние века не было долгим. Ребенок с малых лет приобщался к жизни взрослых, начинал трудиться или обучаться рыцарским занятиям. То, что подчас его рано отрывали от семьи, не могло не наложить отпечатка на его психику. Нравственные и бытовые условия были таковы, что дети могли быть свидетелями сексуальной жизни родителей (семья нередко спала в одной постели). Детей не избавляли и от зрелищ жестоких публичных казней. Уже в относительно раннем возрасте ребенок нес полную уголовную ответственность за правонарушения, вплоть до смертной казни. Нередко по воле родителей заключались браки между детьми, половое созревание которых еще полностью не завершилось (канонический возраст вступления в брак для девочек - 12 лет, для мальчиков - 14 лет). Это было особенно характерно для коронованных особ и высшей знати, представители которой в первую очередь были заинтересованы в укреплении союзов в своей среде и не принимали в расчет личных привязанностей и чувств детей, вступавших в брак. Посвящение в рыцари происходило по достижении 15 лет, хотя к этому возрасту подросток еще не обладал физической силой, достаточной для свободного владения оружием и ношения тяжелых доспехов 20 .

Лишь незначительная часть населения заботилась об образовании своих детей. Ни рыцари, преданные воинским занятиям, ни крестьяне и мелкие ремесленники, поглощенные повседневным трудом, не были ориентированы на книгу. Свои знания ребенок получал преимущественно не от школьного учителя, а непосредственно из жизни, из фольклора и молвы. Несколько иначе дело обстояло в среде купцов, которые вследствие особенностей своей профессии заботились о том, чтобы их наследники умели читать и писать и были знакомы с арифметикой. Школа лишь постепенно получила известное распространение, хотя и к концу средневековой эпохи большинство населения, в особенности сельского, оставалось неграмотным 21 .

Французский аббат Гвибер Ножанский, в противоположность другим авторам «автобиографических» сочинений, ничего не сообщавших о своем детстве, подробно на нем останавливается и рассказывает, в частности, о нанятом его матерью учителе: тот любил его и «из любви» жестоко наказывал, хотя Гвибер, с младенчества предназначенный к духовному званию, был весьма усерден в учении.

Из этих разрозненных примеров мы могли убедиться в том, что детство трактовалось в Средние века чрезвычайно противоречиво. Одни авторы его по существу игнорируют, тогда как другие вовсе не склонны обходить его молчанием и даже способны сделать конкретные наблюдения, не лишенные жизненности. Соответственно, установки в отношении к ребенку были двойственны. С одной стороны, в нем видели существо, которое еще нужно «цивилизовать», подавляя в нем злое начало. С другой стороны, душу ребенка расценивали как менее отягощенную грехами, и поэтому, например, на детей во время печально известного детского крестового похода (1212 г.) возлагали те надежды на освобождение Гроба Господня, которые не в состоянии были оправдать взрослые 22 .

Во второй период Средних веков начинается известная переоценка детства. В частности, ее можно усмотреть в утверждении культа Христа-Младенца. В житийной литературе складывается представление о sancta infantia - святой с самого младенчества или еще в утробе матери проявляет свои исключительные качества Божьего избранника (в частности, будущий святой постится, отказываясь по определенным дням от приема материнского молока). Puer senex - ребенок, который от рождения обладает мудростью старца, - таков один из распространенных топосов агиографии 23 .

Таким образом, вопреки разрозненности и относительной бедности содержащихся в средневековых источниках сведений о детстве, нет никаких оснований для утверждения, будто бы этот начальный этап человеческой жизни игнорировался либо получал сплошь негативную оценку. Арьесу, несомненно, принадлежит заслуга постановки вопроса о детстве в контексте картины мира людей Средневековья и начала Нового времени. Не случайно его книга «Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке», впервые опубликованная в 1960 году, породила живую дискуссию среди историков и сосредоточила их внимание на этой проблеме, существенность которой не может внушать сомнения. Иное дело - общие построения и выводы этого историка. Как и в другом своем не менее знаменитом исследовании «Человек перед лицом смерти», в котором он рассматривает противоположный полюс человеческой жизни, Арьес высказывает немало ценных замечаний, но вместе с тем, к сожалению, не стремится подтвердить их скрупулезным анализом источников. Реальность же, как и восприятие и оценка детства, были более многоплановыми и даже противоречивыми. Здесь мне хотелось бы подчеркнуть: детство и отрочество с их особенностями вовсе не ускользали полностью от взора людей средневековой эпохи. Духовные лица и миряне, моралисты и теологи, законодатели и проповедники в ходе своих рассуждений нередко затрагивали тему детства. Но, как правило, они не были склонны видеть в нем связного и своеобразного жизненного процесса, что вновь возвращает нас к размышлениям о том, как осознавались в Средние века личность и индивидуальность.

6. Средние века Показав лучшие свои стороны, историк Дельбрюк немедленно раскрывает себя и с наихудшей стороны. Он не хочет признавать внутреннего разложения Римской мировой империи - ни хозяйственного, ни духовно-морального ее упадка; по его мнению, она оставалась

Из книги 100 великих интриг автора Еремин Виктор Николаевич

Средние века Интриги святой Феодоры Одним из самых известных в истории властителей Византийской империи был Юстиниан I (483-565 гг., император с 527 г.). Придворное общество времен Юстиниана представляло собой эталон мира аристократических интриг, коварства и преступлений.

Из книги История папства автора Гергей Енё

Возвышение папства: христианство в Средние века (XII–XIII века) После окончательного разрыва с восточной православной церковью в католической церкви было достигнуто догматическое единство; длительное время народные ереси, направленные против церковной иерархии,

Из книги История Британских островов автора Блэк Джереми

3. СРЕДНИЕ ВЕКА Введение Самыми знаменательными датами средних веков для англичанина являются 1066 и 1485 года. Победа Вильгельма Завоевателя при Гастингсе в 1066 г. привела к нормандскому завоеванию Англии и в конечном итоге обусловила переориентацию Британских островов со

Из книги В поисках затерянного мира (Атлантида) автора Андреева Екатерина Владимировна

В средние века Князья Мавритании тоже пытались отыскать Атлантиду. С этой целью они исследовали Канарские острова, расположенные в океане перед их западноафриканскими владениями. Известно, что при нумидийском царе Юбе II на Канарских островах были основаны мастерские

Из книги Теория войн автора Кваша Григорий Семенович

4. СРЕДНИЕ ВЕКА («Московская правда» («Зазеркалье»). 1998. Август. № 67)Средневековье, Средние века – это понятие придумано в Италии в XVI веке, но мы давно привыкли пользоваться нашими энциклопедическими формулировочками. Не будем изменять привычке и теперь. «Средневековье

«В страдании будешь рождать детей», - говорит Бог Еве в Библии.
«В поте лица твоего будешь есть хлеб», - предрекает Он Адаму.
Таким образом, виновные осуждались не только на смерть, но еще и на страдания.
Уделом мужчины становился труд (labor), уделом женщины - боль (dolor).

В эпоху Средневековья не проявляли большого интереса к беременной женщине.
Она не становилась объектом какой-либо специальной заботы.
Причем подобное равнодушие или, вернее, нейтральное отношение к беременным наблюдалось независимо от того, принадлежала ли женщина к верхам или низам общества.
Отсутствие внимания к беременной женщине подтверждает и несчастный случай с женой Филиппа Храброго, сына и наследника Людовика Святого.
Она последовала за мужем в последний крестовый поход в Северную Африку и сопровождала его, когда он, тогда уже король, возвращался во Францию. После плавания из Туниса на Сицилию путешествие продолжалось сухопутным путем.
В Калабрии во время переправы через поднявшийся от дождя поток королева упала и погибла вместе с ребенком, которого вынашивала. Итак, никакого особого отношения к беременной женщине даже высокого ранга не существовало.
А о крестьянках, которые во время беременности продолжали работать, нечего и говорить.

Средневековые английские теории о воспитании в значительной мере на работе Исидора Севильского The Etymologies of Words.
Согласно представлениям того времени, человек был малышом до 7 лет, ребенком до 14, и молодым до 28 лет.

Святой Исидор Севильский

Считалось, что до 7 лет дети не имеют представления о моральных установках, не могут отличать правильное от неправильного, и, поэтому, требуют к себе неустанного внимания со стороны крестных и матери.
В семьях ноблей мальчики, правда, уже начинали свое обучение у воспитателей (tutor), а девочек довольно рано начинали обучать всяким хозяйским и девчачьим премудростям воспитательницы (mistress).
Это в теории.
На практике, наследники и наследницы ноблей имели такую колоссальную ценность на брачном и политическом рынках, что зачастую ребенка забирали от матери чуть ли не в младенческом возрасте, помещая в семью «хранителя» до достижения 14 лет.
Мать, конечно, могла потребовать должность хранителя для себя, но мало у кого было достаточно влияния и силы, чтобы получить согласие королевской администрации.
Известны даже случаи, когда матери похищали своих детей, вместо того, чтобы передать их в чужие семьи, но никто теперь не может с уверенностью сказать, что ими двигало: то ли материнская любовь, то ли понимание того, какой ценностью является наследник или наследница семьи.

В крестьянских семьях дети воспитывались дома, и вдовы практически автоматически назначались лордом или помещиком хранителями своим детям. Конечно, во время эпидемии Черной Смерти многие дети лишились обоих родителей, и права на их воспитание были даны либо дальним родственникам, либо вообще приходским священникам.

По поводу выкармливания детей и Тротулла(женщина- профессор Салернской школы), и Бартоломью Англичанин в один голос говорят, что лучшим питание для ребенка является молоко матери, но там, где Тротулла просто пишет, что «грудное молоко собственной матери является лучшим для ребенка» и не рекомендует кормилиц, Бартоломью пускается в философию: «мать (mater) потому так и зовется, что выкармливает ребенка своей грудью (mamma)».
На практике, знатные леди регулярно нанимали кормилиц с проживанием в замке.
Генриетта Лейзер указывает, что по какой-то причине использование кормилиц совершенно не зарегистрировано в средневековом Лондоне, хотя во Флоренции, например, об этом есть достаточно много письменных материалов.

Детёнок из простонародья. Реконструкция. Германия.

Пеленание детей не обсуждалось, считалось, что если этого не делать, ребенок получит многочисленные искривления.
Гаральд Уэллский (1147 – 1223) упоминает то, что ирландцы не пеланают своих детей, как доказательство их варварской жизни и обычаев.
Крестьянки, разумеется, были сами кормилицами. Иногда это приводило к трагедиям.
В 1300-м году суд Бедфорда рассматривал дело о том, что Николас ле Свон убил свою жену Изабель за то, что та проводила слишком много времени у соседей, вскармливая их ребенка.
Некоторые женщины думали о заработке меньше, чем о здоровье собственных детей.
Некая Елена из Йоркшира в 1366-м году отказалась идти в кормилицы к своей бывшей хозяйке, потому что не хотела обделять своего ребенка. Через 18 месяцев Елена продолжала кормление, когда к ней обратились еще раз: ее бывшая хозяйка родила нового ребенка, и снова нуждалась в кормилице.
На этот раз Елена согласилась.

Благодаря практике использования кормилиц, до нас дошли некоторые распоряжения, дающие представления о том, как жил средневековый социум. Например, тот же король Генрих Третий специальным указом запретил кормилицам-христианкам вскармливать детей евреев.
Тротулла дает указания, что кормилица должна быть женщиной бело-розовой комплекции, избегающей пряной пищи.
Особенно запрещался чеснок. Кормилице рекомендовалось делать физические упражнения, пить легкое вино и виноградный сироп.

Похоже, что мода на использование кормилиц пришла в Англию вместе с норманнами.
Известно, что одна из невесток Вильгельма Завоевателя умерла именно от грудного воспаления, последовавшего за бинтованием груди, имеющим целью прекратить выделение молока.
Почему они это делали? Потому, что верили, что кормящая мать не должна иметь сексуальные отношения.
Некоторые священники, как Томас Чобхемский (1160 – 1236) категорически возмущался отговоркой матерей-аристократок о своем «деликатном сложении». Смогла родить – сможешь и выкормить, было его философией. Он возмущался тем, что матери-аристократки зачастую вообще не подходят к своим детям.
Учитывая, что большая их часть была вынуждена отдавать своих младенцев в те руки, в которые велит король, удивляться не приходится, но церковь не сдавалась, вдалбливая женщинам всех сословий неделю за неделей, что те должны относиться к нуждам своих детей «с вниманием».

Иллюстр.из книги "Love, Marriage, and Family in the Middle Ages"(David Herlihy)

Как только ребенок выходил из пеленочного возраста, он начинал имитировать тот тип жизни и отношений, которые его окружали. Девочки с малых лет начинали прясть, независимо от того, росли они в замке или в деревенском доме. Что не означает, что они всегда следовали по стопам своих матерей.

В Лондоне в 1286-м году была известна Катарина – «хирургиня», которая работала с отцом и братом. Учиться детей посылали в школы уже в средние века. Указ от 1406-го года гласит: «каждая женщина и каждый мужчина, независимо от их статуса и состояния, должны быть свободны посылать своих сыновей и дочерей учиться в любую школу королевства».
Достаточно обычным было посылать детей в хорошие дома либо в качестве воспитанников, либо хотя бы в качестве слуг, чтобы кругозор их не ограничивался, чтобы они учились хорошим манерам и полезным навыкам.
Средневековая поэма Как Хорошая Жена Учит Свою Дочь говорит:

«Когда ты идешь, не иди слишком быстро
Не крути головой и не сутулься
Не болтай слишком много и от ругательств воздержись,
Потому что такие манеры до добра не доведут»
(текст на английском здесь homepages.gac.edu/~ecarlson/Women/Goodwife.htm)

Мы не можем знать, насколько грамотны были женщины английского Средневековья.
Но известно, что в средине тринадцатого века Вальтер Биббесворт составил для Дениз Монтези пособие, по которому она могла бы учить своих детей французскому, необходимому «для замужества и ведения дел»

Отношение к детству менялось от эпохи к эпохе. Считалось, что в суровые времена Средневековья малышам не доставало баловства и нежностей. С раннего детства ребёнка вводили в мир взрослых с тяжелыми трудовыми буднями и житейскими заботами. Несмотря на популярные исторические штампы, нежный возраст в общественном сознании средневековой Европы имел особое значение.

Было ли детство в эпоху Средневековья?

Современному обывателю видится закономерным создание культа ребёнка: до второй половины XX века катаклизмы и экономические коллапсы не щадили детей. Выживал практичный и приносящий пользу. Исходя из подобной логики, Средневековье и вовсе не признавало детство и презирало его. По мнению ряда французских исследователей, сам термин «детство» человечество открыло и осознало только в эпоху Нового Времени. В изучении вопроса произошли ощутимые сдвиги: доступные нам источники рисуют иную картину.

Ребенок не являлся «маленьким императором»: время вносило свои коррективы в его жизнь, где необходимо было быстро обучаться и вооружаться, чтобы уцелеть. При этом дети не были обделены заботой и лаской, а воспитанию уделялось не меньше внимания, чем в современном мире.

Появление ребёнка считалось высшим проявлением как женской, так и мужской сущности. Он не потребитель, а производитель: этот «дар Божий» являлся важным элементом в мире труда и власти. Настоящее семейное достояние. Большинство младенцев появлялось на свет законнорожденными, но было и немало тех, кто нарушал предписанный церковью и правом регламент. Тем не менее признавали все и всех: не только матери, но и отцы.

Дети в средневековой Европе. (merryfarmer.wordpress.com)

Стоит сказать несколько слов о темах, на которые накладываются табу и сегодня. и радикальные меры в виде аборта были явлениями частыми не только в среде низших слоев, но и в знатных семьях. Грех возлагался на плечи обоих: на мужчину как подстрекателя, а на женщину как виновницу преступления. Выкидыш оставался обычным делом как на селе, так и в городе, но говорить о нем не следовало. Церковь зорко следила за подобными эксцессами.

Про процесс протекания беременности известно немного. Это, вероятно, связано с тем, что все средневековые хронисты — представители сильного пола. Да и демографическая ситуация ставила свои условия: женщина в среднем рожала раз в 18 месяцев, если она находилась в браке. Осложнения в процессе беременности или же потеря плода ставились в укор бедной даме. Мужское семя тут не при чём — виноваты ветхие мехи, а не вино, которое туда влили.

Рождение — дело не из простых в Средние века. Оно осложнялось неумелыми действиями повитух и всевозможными инфекциями, которые отправили бы роженицу в лучший из миров.

Дитя появилось на свет. Преодолев риск заражения инфекциями и болезнями, коих было воз и маленькая тележка, ребёнок познавал мир. Родители же находились в постоянном напряжении, забрасывая себя вопросами: «Чей он? Не подменили ли его? А если появлялись близнецы — как отличить обычного младенца от сына дьявола?» Подобные предрассудки и домыслы побуждали родителей совершать чудовищный поступок — детоубийство.

В первые годы жизни ребёнок должен пройти 2 главных обряда Средневековья — омовение и крещение. Он становился частью христианского мира.

Ребёнка приобщают к религии. (quora.com)

Пол новорождённого иногда предсказывали опытные повитухи, но зачастую этот вопрос не сильно волновал родителей. Мы можем посмотреть на реалии средневековой Европы и с уверенностью сказать, что мальчики были в приоритете: обществу нужны были пахари, воины и продолжатели рода. Настоящим достоянием для семьи в действительности являлись дочери. В будущем они могли удачно выйти замуж и обеспечить семью потомством.

«Детство горькое»: реалии Средневековья

Дети росли быстро и очень скоро начинали знакомится с неприятными особенностями жизни человека. До 4 или 5 лет ребёнок сталкивался с целым букетом заболеваний: это были коклюш, скарлатина, корь и оспа. К семилетнему возрасту доживали далеко не все. Последствия плохой гигиены? Отнюдь! Частая смена белья и порой ежедневное трехразовое купание — важные детали, которые подчёркивают средневековые трактаты и семейные хроники. Естественно, все обязанности по уходу за нежным существом ложились на хрупкие плечи средневековых дам. Отец же помогал своему чаду после года встать на ноги и мог успокоить вопящего соской.

Малыш имел собственный мир с игрушками, посудой, одеждой. Изображения того времени свидетельствуют о впечатляющей массе детских увеселений: восковые фигурки, бутафорская посуда, солдатики, шарики, лошадки и игрушечное оружие.

В Средневековой Европе детский возраст разделялся на два периода: infantia (младенчество, до 7 лет) и pueritia (юность, до 16−17 лет). Таким образом, общество идентифицировало юное создание и решало, можно ли продолжать ребёнку беззаботно проводить время или пора забросить игрушки и начать заниматься серьёзными делами.

Безусловно, в сельской местности и в шумных городах семьи нуждались в помощниках и помощницах. Неокрепшее дитя в такой ситуации взрослело и познавало мир быстрее. В возрасте 12−14 лет юная девочка уже была готова к выдаче замуж, а молодой человек в 15−16 лет проходил обряд инициации и становился мужчиной.

Для средневекового обывателя ребёнок являлся сакральной фигурой, которая находилась на стадии формирования. Он — важное звено в контакте потустороннего с реальным миром. Считалось, что дитя рождается с клеймом светлой или тёмной стороны. Его причудливые жесты и звуки первых месяцев жизни сравнивали с пением ангелов. Малыш транслировал желания ушедших в мир иной. Церковь рекомендовала с осторожностью относится к детям и не донимать их расспросами и лишним вниманием. Также именно священнослужители установили отдельные стандарты воспитания и призывали следить за детским поведением.

Любая провинность, неугомонное поведение и даже слёзы — всё это происки бесов. А нечистую силу следует изгонять: в данном случае — довольно жестоко, с помощью хворостин или затрещин. Строгость к детям была твёрдым наказом христианской церкви родителям. Но находилось место и для родительских ласк. Они разделяли между собой обязанности в воспитании: за начальное образование до времени бурного развития школ, здоровье и гигиену отвечала мать, а отец занимался просвещением и объяснял юному созданию какова роль авторитета бога в его жизни. Подлинные пособия по воспитанию ребёнка были доступны начиная с IX-X вв. для обеспеченных слоев населения: элиты, клира, а позднее в XV веке и для бюргеров.

«Я узнал, что у меня есть огромная семья…»

Ребёнок Средневековья — это существо, которое всегда окружено многочисленными родственниками. Братья и сёстры, тёти и дяди, реже — бабушки и дедушки. Все они в равной степени, в зависимости от жизненных обстоятельств, влияли на самого маленького члена семьи.

Дети в средневековой семье. (merryfarmer.com)

Переболев целым , узнав, что такое домашняя работа, изучив азы грамматики и арифметики, ребёнок переходил на новый уровень. Он становился подростком: теперь его ждала взрослая жизнь со своими законами и правилами.

Ключевые слова

ЖЕСТОКОСТЬ / ДЕТИ / СРЕДНЕВЕКОВЬЕ / CRUELTY / CHILDREN / THE MIDDLE AGES

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы - Гулик Зоя Николаевна

Рассматривается жестокое отношение к детям в эпоху Средневековья в Западной Европе и на Руси. В означенный период сложился определенный стереотип отношения к ребенку, который можно определить как «небрежение», в семье царили деспотические порядки, жестокие методы воспитания считались нормой. Автор предпринял попытку реконструировать изменения поведенческого кода средневековых людей в отношении жестокости

Текст научной работы на тему «Жестокое отношение к детям в эпоху Средневековья»

З.Н. Гулик

ЖЕСТОКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ДЕТЯМ В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Работа выполнена при поддержке НО «Благотворительный фонд культурных инициатив

(Фонд Михаила Прохорова)»

Ключевые слова: жестокость; дети; Средневековье.

Детство - традиционный и один из наиболее важных предметов социально-антропологического изучения культур прошлого и настоящего. Оно представляет собой проблему, решение которой лежит в сфере междисциплинарных исследований. Современное отношение к детям и потомству со стороны взрослых декларируется как отношение, пронизанное любовью и бескорыстием. Прецеденты, противоречащие этому, вызывают недоумение, неодобрение и осуждение социума. В современном обществе господствуют идеи детоцен-тризма и индивидуализма, ценности и неповторимости каждой детской души. Но всегда ли было так? Всегда ли понятия «ребенок» и «детство» имели тот смысл, который мы вкладываем в них сегодня? Как свидетельствуют исследования антропологов и археологов, у первобытного человека и у современных людей отсутствуют отличия биологического характера. Различия в жизни древних и современных людей наблюдаются на социальном уровне.

Детство - это период жизни человека, продолжающийся от рождения до начала активного полового созревания, формирования мировоззрения и появления возможностей выполнения общественно необходимой деятельности, подверженной самоконтролю и ответственности . Для историков очевидно, что феномен детства в разных культурах имел различное историко-психологическое содержание. В данной статье предпринята попытка рассмотреть отношение к детям в Западной Европе и выявить причины исторического своеобразия отношения взрослых к своим чадам, которое мы постараемся обозначить в ходе сравнения детства в Западной Европе и в России.

Рассмотрим понятие «жестокость». Во-первых, его используют при описании и определении таких действий и поступков, которые с точки зрения современного человека считаются негативными, т.е. грубыми, негуманными, противоестественными. В повседневной жизни они ассоциируются с примитивными религиозными культами, проявлением необузданных страстей, состояниями «затмения рассудка», с насильственными беззаконными действиями властей или людей, с попранием правосудия. Во-вторых, понятие «жестокость» выступает как этическая и социальная характеристика в ситуации, когда обвиняют одних, оправдывают других, оскорбляют третьих .

В эпоху варварства и рыцарства жестокость была органично присуща членам общества. Для зулуса снять скальп с врага и съесть его голову - высшая доблесть. Отголоски архаической жестокости можно обнаружить в западноевропейской средневековой литературе.

В «Песни о Нибелунгах» описан архаический ритуал, когда победитель пьет кровь противника: «Поняв, что был их другу совет разумный дан, / Пить кровь бургун-ды стали у мертвецов из ран, / И это столько силы прибавило бойцам, / Что отняли они потом друзей у многих дам» . Впрочем, Фрезер в ставшей классической «Золотой ветви» приводит множество аналогичных примеров. В данной работе мы будем исходить из того, что жестокость - это поведение, переходящее за рамки применения силы в тех масштабах, которые ставят под вопрос жизнеспособность социальной системы.

Чтобы понять поведение взрослых по отношению к ребенку в Средние века, попробуем для начала разобраться во взглядах средневекового человека на детство. Средневековье унаследовало весьма противоречивые установки в отношении детства. Как пишет Д. Хёркли в работе «Средневековые дети», все народы, входившие в Римскую империю, исключая евреев, допускали детоубийство в случаях рождения больных или излишних детей. Отец в римской семье имел право отказать новорожденному в акте зизсерИо, принятия его в семью, и тем самым обрекал его на смерть. Однако автор отмечает, что древние заботились о воспитании детей, которое было очень суровым .

Установки варваров в отношении детства, казалось бы, были иными. Германцы, по словам Тацита, детей не умерщвляют; они любят, чтобы их было много, но не уделяют внимания их воспитанию, и лишь на пороге возмужания мальчик приобретал ценность для общества воинов. Тарифы вергельдов в варварских «правдах» свидетельствуют о том, что жизнь взрослого человека, в особенности мужчины, ценилась несравненно выше жизни ребенка или старика. В Скандинавии был широко известен обычай, когда всякий желающий мог сделать с ребенком, вынесенным бондом (хозяином) из дома, все, что хочет. Это судьба детей, «обреченных на могилу». Большая бедность скандинавского мира вызвала к жизни традицию, которую не упоминают авторы в отношении германцев.

В Средние века к детям относились иначе, чем в Новое время, что, как читаем в статье «Ребенок в раннее Средневековье» Пьера Рише, характеризовалось общей нелюбовью к ним (хотя это утверждение представляется автору данной статьи спорным). В подтверждение этого тезиса П. Рише приводит данные о том, что многие мужчины и женщины отказывались иметь детей, видя в них лишь обузу. В этой связи автор обращает внимание на многочисленные указания раннесредневековых памятников об использовании противо-

зачаточных средств (например, «дурного питья», предотвращавшего беременность), об абортах, убийствах и подкидывании новорожденных .

В период Средневековья присутствовал определенный стереотип отношения к ребенку. Своеобразие поведенческой модели взрослых того времени состояло не в том, что люди были лишены родительских чувств, но в их специфике: пылкая любовь к детям совмещалась с фатализмом, смирением перед судьбой, пассивностью в преодолении беды, грозившей ребенку. Во многом это было связано с неразвитостью рационально-интеллектуального инструментария сознания человека Средневековья, с узостью духовного мира, обусловивших непонимание специфики детского поведения, в частности физических и психологических особенностей детства и отрочества. Известное значение имело также то обстоятельство, что при частых родах и не менее частых детских смертях родители не всегда успевали привязаться к новорожденному, ощутить его продолжением собственного «Я». Так, Трувер Маре-шаль пишет, что «у него хватит сил «напечь» еще сыновей, если кто-либо из них падет жертвой вероломства» , т.е. смерть ребенка не была бы большим горем в жизни автора.

Описание детства мало занимало русских летописцев. Слова, обозначающие подрастающее поколение, встречаются в «Повести временных лет» в десять раз реже, чем существительные, относящиеся к взрослым мужчинам. Термины, которые употребляли взрослые по отношению к детям, выявляют стилистику сознания. «Отрок» буквально значило «неговорящий», т.е. «не имеющий права речи, права голоса в жизни рода или племени».

О «небрежении» к детям в средневековой Руси свидетельствуют предписания священнослужителей («недолго плакати по мертвым» детям), а также законы, в которых приводятся факты продажи детей в «одерень» (в полное бессрочное пользование) приезжим гостям. Еще один пример - продажа детей, о которой рассказывается в «Молении Данила Заточника»: на вопрос о причине такого поступка отец ответил: «Если родились они в мать, то, как подрастут, меня самого продадут» .

Одним из первых историко-психологическую природу такого небрежения к детям отметил Ллойд Демоз, который в работе «Психоистория» приводит периодизацию типов отношения родителей и детей в истории. Отметим, что его теория не работает вне широкого социокультурного контекста, учитывающего специфику исторического и экономического развития, географический фактор, исторически наработанные ценностные ориентации культуры. Исходя их этого, данную периодизацию вряд ли можно применить с одинаковым успехом и к Западной Европе, и к России. Возможности историко-культурного редактирования инструментария Демоза дает разработанная в рамках томской методо-лого-историографической школы технология анализа бессознательного .

Накопленный наукой материал историко-культурного характера позволяет говорить о том, что социально-психологическая структура личности Средневековья носила авторитарный характер с выраженными

невротичными чертами, что прозрачно выявляет картина тогдашних воспитательных практик. Побои, причинение боли - главные элементы жестоких, по меркам нашего представления, практик воспитания. Так, например, в «Счете жизни» Дж. Конверсини да Равенна можно найти множество описаний жестокого метода обучения детей. Джованни проходил обучение в школе Филиппино да Луга, в которую его отправил отец. Автор с содроганием вспоминает случай с восьмилетним мальчиком, который учился вместе с ним: «Молчу о том, как учитель бил и пинал малыша. Когда однажды тот не сумел рассказать стих псалма, Филиппино высек его так, что потекла кровь, и между тем, как мальчик отчаянно вопил, он его со связанными ногами, голого подвесил до уровня воды в колодце... Хотя приближался праздник блаженного Мартина, он [Филиппино] упорно не желал отменить наказание вплоть до окончания завтрака». В итоге мальчик был извлечен из колодца полуживой от ран и холода, «бледный перед лицом близкой смерти» . А в «Домострое» рекомендовали делать так: «. не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет. Любя же сына своего, учащай ему раны.» .

Деспотические порядки, царившие в семье, не могли не сказаться на положении детей. Мать Феодосия Печерского, как неоднократно подчеркивал автор «Жития», именно насильственными методами пыталась влиять на сына. Она избивала его (даже ногами) до тех пор, пока буквально не падала от усталости, заковывала его в кандалы и т.д. Психология «Домостроя» прочно укоренилась в быту широких масс и отразилась в большом числе русских поговорок и пословиц: «Хто не слухае тата, той послухае ката (т.е. кнута)»: «Дытыну люби, якъ душу, а тряси якъ грушу»: «Родительские побои даютъ здоровье» и др. .

Родительская суровость была не равнодушием и не пренебрежением, как считает Р. Фосье, она имела историко-психологический характер, рационализированный в религиозных терминах. Если ребенок провинился, его нужно наказать, часто жестоко: если он плачет, значит, в него вселился злой дух - ребенок будет бит. Такая строгость была отнюдь не пережитком отцовского всемогущества древних времен, а формой служения Господу .

Отец в средневековой семье обладал широкими правами, например, правом продавать и закладывать детей. Исторические памятники немецкого средневекового законодательства утверждают за отцами право продавать детей в крайних случаях, во время голода, лишь с некоторыми ограничениями в пользу продаваемых. «Швабское зерцало» говорит, что отец во время нужды может по праву продать своих детей, но не в дом публичных женщин и не для убийства. В саксонских городах закон предоставлял отцу право во время голода продавать и закладывать детей, но так, чтобы не было при этом опасности для их жизни и притеснения религиозных верований.

Славянские памятники тоже свидетельствуют, что во время голода 1230 и1231 гг. родители продавали детей в рабство: «и даяху отцы дети своих одьрень, изъ хлеба, гостьмъ» . Другие памятники древнего русского права свидетельствуют о том, что отец (родители) сво-

бодно распоряжался свободой своих детей не только во время голода. По Уложению родители могли отдавать детей в работу, на урочные годы, а по Судебнику Ивана IV - и в холопство.

Итак, период детства у средневекового человека вряд ли вызывал приятные воспоминания. То, что подчас ребенка рано отрывали от семьи и воспитывали довольно жесткими методами, не могло не отразиться на его психике. В период детства у ребенка в большинстве случаев не формировалось чувство базисного доверия, которое является основополагающей предпосылкой ментальной устойчивости. Такова одна из центральных идей концепции идентичности Э. Эриксона. Лишение материнской заботы, отлучение от близких фигур, равно как и обде-ленность родительской любовью, не могут не сказаться на «радикальном снижении чувства базисного доверия» и не отразиться на характере отношений с миром уже взрослой личности .

Порог доверительной интимности отношений близких в семье в ту эпоху был значительно ниже, чем сегодня. Это формировало психологическую почву для воспроизводства самой структуры авторитарного характера Средневековья, где отношения строились на долженствовании, безоговорочности авторитета старшего в роде, семье. Параллель подобному коду поведения ребенка - родителя весьма аргументированно показал П. Киньяр на античном материале, что свидетельствует о его укорененности в древних обществах. При всей схожести данных практик в древних обществах их последующая эволюция в разных условиях исторического бытования, как представляется, обусловливала различия на последующих этапах исторического роста.

Обращает на себя внимание факт, что картина отношения к детям в Западной Европе была иной. Если на ранних этапах в некоторых странах (например, Скандинавии) существовали дети, «обреченные на могилу», и были распространенны примеры небрежения

взрослых по отношению к детям, то позже мы видим ростки интимности в разных срезах. К примеру, в сочинении Гвиберта Ножанского «Монодии» автор рассказывает про свое обучение: «.он [учитель] осыпал меня почти каждый день градом пощечин и пинков, чтобы заставить силою понять то, что он никак не мог растолковать сам». Примечателен факт осознания Гви-бертом Ножанским несправедливости и бесполезности такого поведения учителя, хотя автор считает, что польза от занятий была. И если далее прочертить опорную линию макроисторического рисунка феномена детства в Западной Европе, то косвенными признаками, свидетельствующими об изменении эмоциональной атмосферы в семье, можно считать обилие найденного при археологических раскопках детских игрушек, использование с Х11-Х111 вв. специальных детских люлек . Монтень в очерке о детях пишет, что его отец так был добр, что нанял музыканта, каждое утро будившего его звуками музыки, чтобы услаждать нежный детский слух .

Так в Европе появляются новые практики поведения по отношению к ребенку (причем в России мы не наблюдаем таких изменений). Как объяснить этот особый динамизм изменения отношения к детству, равно как и самой авторитарной структуры сознания личности на западноевропейской почве? Чем было обусловлено более архаичное отношение к ребенку в средневековой Руси? Можно предположить, что более ранняя трансформация авторитарной структуры сознания связана с более динамичным развитием Западной Европы, которая получила «античную прививку». Достаточно быстрый рост товарно-денежных отношений способствовал расцвету городов, укреплению бюргерства. Произошел рост индивидуального самосознания человека, изменились эмоциональная атмосфера в семье и поведение взрослых по отношению к ребенку. Следовательно, произошло постепенное изживание жестокого отношения к детям.

ЛИТЕРАТУРА

1. Несчастная А А. Детство: история и современность. СПб. : Нестор-История, 2007.

2. Уварова ТБ., Эман И.Е. Жестокость. Политика жестокости в Античность и Средневековье (Реферативный обзор) // Культура и общество в

Средние века - раннее Новое время. Методика и методология современных историко-антропологических и социокультурных исследований. М., 1998.

3. Песнь о Нибелунгах. Л. : Наука, 1972.

4. Хёркли Д. Средневековые дети // Культура и общество в Средние века: методология и методика зарубежных исследований: реферативный

сборник. М., 1982.

5. Бессмертный Ю.Л. Риторика рыцарской скорби по данным англо-французской литературы ХП-ХШ вв. // Человек и его близкие на Западе и

Востоке Европы (до начала Нового времени) / под общ. ред. Ю. Бессмертного, О.Г. Эксле. М., 2000.

6. Древнерусские повести. Пермь: Кн. изд-во, 1991.

7. Могильницкий Б.Г. История исторической мысли XX века: курс лекций. Вып. 3: Историографическая революция. Томск: Изд-во Том. ун-

8. НиколаеваИ.Ю. Полидисциплинарный синтез и верификации в истории. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2010.

9. Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (Ш-XVI вв.). М. : Изд-во

10. Данилевский ИН. Древняя Русь глазами современников и потомков (1Х-Х11 вв.). М. : Аспект-Пресс, 1998.

11. Кузнецов Я.О. Родители и дети по народным пословицам и поговоркам. М., 1911.

12. ФосьеР. Люди Средневековья / пер. с фр. А.Ю. Карачинского, М.Ю. Некрасова, И.А. Эгипти. СПб. : Евразия, 2010.

13. Шпилевский С. Семейные власти у древних славян и германцев. Казань, 1869.

14. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.

15. Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции. М. : Наука, 1991.

16. Монтень М. Опыты. Избранные главы. М. : Правда, 1991.

Уродливые - это еще мягко сказано. На средневековых изображениях дети похожи на жутких карликов с высоким уровнем холестерина, всерьез озабоченных жилищными вопросами. Младенец на картине «Мадонна из Вевержи» мастера Вышебродского алтаря выглядит так, словно его сейчас уволят за сексуальные домогательства.

На полотне «Мадонна с младенцем» Паоло Венециано 1333 года ребенок слишком страшный даже для фильма Дэвида Линча.

Изображения этих детей, больше напоминающих взрослых мужчин, заставляют задуматься, почему начиная с эпохи Ренессанса вместо них стали рисовать милых херувимов. Сравнение средневековых и ренессансных изображений показывает, как сильно изменился концепт детского лица. Чтобы понять, почему на средневековых изображениях столько уродливых детей, необходимо обратиться к истории искусства, средневековой культуры и современным представлениям о детях.

Средневековые художники просто плохо рисовали?

«Уродливость» младенца вполне могла быть преднамеренной. Граница между картинами с некрасивыми и симпатичными детьми совпадает с границей между Средневековьем и Ренессансом. В разные времена главными ценностями люди считали разное: если художник Ренессанса думал о детях не так, как художник Средневековья, изображение отразит эту перемену. «Если мы имеем принципиально другие представления о детях, картины продемонстрируют наше к ним отношение, - считает Аверетт. - Средневековью присущ определенный стиль рисования. Конечно, можно сказать, что герои живописи того времени изображены нереалистично, но это же замечание можно отнести и к персонажам Пикассо». Эпоха Ренессанса принесла с собой художественные инновации, однако не они послужили причиной того, что детей стали рисовать «лучше».

Можно выделить две причины того, почему в средневековом искусстве дети выглядят «мужиковатыми»:

1) В основном детские изображения в Средневековье - это изображения Иисуса. Концепция гомункулярного Христа влияла на общую традицию изображения детей.

Средневековый портрет ребенка обычно создавался по заказу церкви. Это ограничивало спектр изображаемых персон до младенца Иисуса и еще нескольких детей из библейских сюжетов. На средневековое понимание Христа повлиял образ гомункула, что дословно переводится как «человечек». Идея гомункулярного Иисуса состояла в том, что сын Божий уже при рождении имеет идеальное тело, а его черты не меняются с ходом времени. Аверетт утверждает, что, если сопоставить эту концепцию с традицией византийской живописи, можно объяснить, почему на многих изображениях младенец Христос изображен лысеющим. Позже традиция изображения выглядящего взрослым Иисуса стала конвенциональной для иконографии. Через какое-то время люди стали считать, что только так и можно рисовать ребенка.

Ребенок кисти Барнаба да Модена (работал в 1361–1383 годах) на грани кризиса среднего возраста.

2) Средневековые художники не были заинтересованы в реалистической манере живописи

Нереалистичное изображение Иисуса говорит о том, что средневековое искусство требует более широкого подхода. Очевидно, что художники того времени не рисовали в стиле реализма и одновременно с этим не идеализировали формы тела, подобно художникам Возрождения. Странности, которые нам видятся в искусстве Средневековья, возникали из-за того, что художники не подходили к изображаемому предмету с позиции натурализма, а больше склонялись к экспрессионистским способам передачи объекта. Однако эта особенность средневекового мышления делала большинство изображаемых людей очень похожими. Идея творческой свободы (художник может рисовать людей так, как ему вздумается) относительно нова. В Средневековье все еще сильны художественные конвенции. В таком стиле рисования сохранялся традиционный образ младенца, похожего на обрюзгшего слабохарактерного отца - по крайней мере, до Ренессанса.

Как Ренессанс сделал детей красивыми

Красивое и милое дитя, написанное Рафаэлем в 1506 году

Так почему детей стали изображать красивыми?

1) В Новую эпоху процветало светское искусство: люди захотели смотреть на симпатичных детей, а не на маленьких и безобразных стариков

В Средневековье практически не было искусства «среднего класса» или простонародной живописи. После роста доходов граждан Флоренции в культуре Ренессанса стал формироваться запрос на портреты детей. Простые люди с их желанием увековечить потомков на картинах расширили границы портретной живописи. Заказчик не хотел видеть своего отпрыска в образе жуткого гомункула. Это сместило границы допустимого в изображении детей, и в итоге традиция распространилась и на самого младенца Иисуса.

2) Идеализм Ренессанса изменил искусство

В эпоху Возрождения у художника возникает новый интерес - наблюдать за природой и изображать вещи такими, какими он их видит. Экспрессионистская манера, свойственная искусству Средних веков, уходит. Это приводит, в том числе, к появлению реалистичных изображений младенцев - прекрасных херувимов, заимствующих самые лучшие черты реальных людей.

3) Дети стали невинными созданиями

Аверетт предлагает не проводить грубого разграничения между средневековой и ренессансной ментальностью, присущей родителям этих эпох. По распространенному мнению, изменение мышления в эпоху Ренессанса повлияло на традицию изображения детей, однако родители в Средневековье любили своих детей примерно так же, как и родители в эпоху Возрождения. Впрочем, уже во время Ренессанса происходит трансформация самой концепции ребенка: из маленьких взрослых дети превращаются в исключительно невинных созданий. Это произошло, когда в обществе распространилась мысль о том, что каждый ребенок рождается безгрешным и еще ничего не знает о мире. Как только отношение взрослых к детям поменялось, изменились и портреты детей, создаваемые взрослыми и для взрослых. Уродливые младенцы в живописи Средневековья или же красивые в эпоху Ренессанса - лишь отражение общественных представлений о том, как люди думали о детях, своих родительских задачах и искусстве.

Почему мы все еще хотим, чтобы наши дети выглядели красиво?

Под влиянием всех перечисленных факторов дети сегодня - исключительно пупсы, которых хочется ущипнуть за щеку. Понятно, что в современном обществе до сих пор живы некоторые постренессансные представления, связанные с идеализацией детей. Конечно, для современного человека перемена традиции изображения детей - это плюс, ведь, согласитесь, такое личико может понравиться только родной маме:

Ребенок на иконе из Битонто (1304 год) выглядит так, будто не хочет играть в прятки.

Понравилась статья? Поделитесь ей

Распечатать статью