Празднику быть! Каким был Новый год в блокадном Ленинграде.

C.-ПЕТЕРБУРГ, 27 дек — РИА Новости, Любовь Лепшина. В предпраздничной суете сегодня не многие вспоминают о том, что семь десятилетий назад измученные голодом жители города на Неве встречали Новый год под бомбежками и обстрелами в промерзших домах. Корреспондент РИА Новости встретилась с блокадниками, которые рассказали, как отмечался этот праздник в осажденном Ленинграде.

Девушки под бомбами

Зима 1941-1942 годов выдалась непривычно суровой для Петербурга. Вера Николаевна Эльяшова, которой тогда было 20 лет, вспоминает, что в первый военный год морозы начались уже в ноябре, и лютый холод был едва ли не страшнее голода.

"В нашей комнате в общежитии было очень холодно, внутри помещения была минусовая температура. Спали мы в верхней одежде, а укрывались матрасами. Они были очень тяжелые, но зато помогали сохранить тепло. И хотя у нас в комнате была печка-голландка, мы ее практически не топили. Потому что было нечем", — вспоминает Вера Николаевна. Она рассказала, что в таких тяжелых условиях они оказались после того, как в середине ноября в их студенческое общежитие попала фугасная бомба.

"В тот день мне не дали выходной, и я уехала на работу - рыть окопы на станции Ручьи. Возвращалась я такой уставшей, что не сразу поняла, в чем дело. Я шла по коридору и тут перед собой увидела обрыв. Только тогда я услышала какие-то крики, плач… увидела, что нет света, и поняла в чем дело. В тот день погибло много моих друзей, но все девочки из нашей комнаты остались живы, лишь потому, что их там не было, как и меня", — рассказывает Вера Николаевна.

Более 800 млн руб потратят на подготовку к 70-летию снятия блокады Правительство Петербурга потратит 808,7 миллиона рублей на организацию праздничных и памятных мероприятий к 70-й годовщине полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, сообщает администрация города по итогам заседания координационного совета по делам ветеранов.

Именно здесь, во флигеле разрушенного бомбой общежития, в закопченной, темной и холодной комнате девушки и встречали 1942 год. Ни о какой елке и украшениях даже и речи не было. "Сейчас мы будем встречать 42-ой год. Я сижу в пальто, но все равно холодно. Горит жуткая коптилка. Мы из-за нее закопченные, хотя мылись", - написала Вера Эльяшова тогда в своем дневнике.

Вопрос личной гигиены был для молодых девчонок очень важным, но соблюдать ее в условиях блокадного города было совсем непросто."От грязи мы очень страдали, она унижала. И мы, во что бы то ни стало, решили привести себя в порядок. Воду мы носили из проруби Малой Невы, добыли какие-то щепочки, бумагу и в топке печки подогревали понемногу воду", - делится воспоминаниями блокадница.

Поскольку в комнате был минус, сам процесс тоже был не простым. "Мылись мы… в пальто. Высовывали одну руку, мыли, вытирали и снова засовывали в пальто и так дальше. Так, по частям, помогая другу, привели себя в порядок и даже умудрились не простудиться", - рассказывает Вера Николаевна.

Подарок от Совинформбюро

Несмотря ни на что, вспоминает Вера Николаевна, девушки постарались сделать "шикарный" новогодний стол.

"Мы откладывали к празднику хлеб, выделяя понемногу из ежедневной нормы. Кроме того, мне посчастливилось получить топленое масло в Елисеевском. Помню, я шла по заснеженному Невскому проспекту, прижимая к себе масло. И тут начался артобстрел. И тогда я подумала: как будет обидно, что меня вот сейчас убьют, а я так и не попробую это масло", - рассказывает она. К счастью, ей удалось благополучно добраться до дома.

Еще одним незабываемым новогодним впечатлением для Веры Николаевны стал голос Ольги Берггольц, который она впервые услышала именно в те дни, во время встречи 1942 года.

"Тогда я еще не знала, кто такая Ольга Берггольц, но строчки ее стихов сразу нашли отклик в душе. "Я жила в Ленинграде в декабре 41 года…", - я тогда подумала, что и я могу о себе так сказать", - говорит блокадница. И голос ее дрожит от нахлынувших воспоминаний.

Но самым главным новогодним подарком для молодых девушек стало сообщение Совинформбюро о том, что наши войска сумели отбить у врага Керчь и Феодосию.

"Когда в 6 утра радио сообщило об этом, мы все лежа запрыгали на кроватях. Какое счастье!" — такую запись в своем дневнике сделала девушка 31 декабря 1941 года.

Выжить в Новый год

Хотя в тот блокадный Новый год чуда ждали все. Дети, как и положено, воспринимали этот праздник по-особенному.

"Мне казалось, что в этот день война должна была остановиться, закончится. Это же Новый год!", — вспоминает Валентина Петровна Короткова, которой в 41-м исполнилось 11 лет. Девочкой она пребывала в уверенности, что ничего страшного в такой день точно не может случиться. Однако именно тогда маленькая Валя "родилась" во второй раз.

"В ту зиму было очень много снега, никто его не убирал с улиц, приходилось ходить по узеньким тропкам. Помню, я тогда шла и смотрела на застывшие огромными сугробами трамваи, и мне уже не верилось, что они когда-то ходили… В общем, была погружена в свои мысли настолько, что не сразу поняла, что начался обстрел. Помню только, как чьи-то руки затащили меня в ближайшую арку, где уже прятались несколько человек", — рассказывает она.

Однако девочка, уже привыкшая к обстрелам, в этот раз не захотела пережидать налет в укрытии. "У меня в голове была одна только мысль: мама меня ждет, она слышит, что начался обстрел и волнуется, надо скорее бежать домой", - объясняет Валентина Петровна. Девочка вырвалась из рук женщины, которая прижимала ее к себе, и побежала прямо под снаряды. Но стоило ей удалиться на пару десятков метров, как в ту самую арку попала бомба или снаряд. Погибли все, кто там находился, а Валентина осталась жива.

"Елочкин чай"

Насколько ей повезло, маленькая Валя осознала значительно позже, а тот момент потрясение было слишком велико. Впрочем, в тот первый блокадный Новый год в семье Коротковых произошло еще одно маленькое чудо.

"Мама очень хотела сделать нам праздник, но у нас не было игрушек, потому что дом, в котором мы жили раньше, разбомбили… пропали и все наши вещи. Тогда мама решила принести нам живую елку, но у нее не хватило сил… И тут ее, плачущую, увидел военный с фронта, он нес елку… то ли домой, то ли еще куда-то. Тогда он у своей елки обломал нижние ветви и отдал маме, чтобы она хотя бы их принесла нам", - вспоминает женщина.

У нескольких веток ее мама оборвала иголки и заварила на них чай. "Мы назвали его "елочкин чай", он казался нам таким вкусным, горячим… и так вкусно пах!" — говорит Валентина Петровна. На их праздничном столе кроме этого "чая" и кусочков хлеба не было больше ничего.

Клей с игрушками

Необычная история, связанная с главным новогодним деревом, произошла и в одном из детских садов блокадного Ленинграда. Как пишет Елена Дмитриева в своей книге о педагогах блокадного времени "Мы храним бесценное наследство", воспитатель Евдокия Чугай решила устроить детям праздник - принести живую елку.

За ней Евдокии пришлось идти на окраину города целый день, но сил у нее не оставалось даже на то, чтобы срубить деревце, не говоря уж об обратном пути. Женщине пришлось заночевать в сторожке на кладбище. И только мысли о счастливых детских улыбках помогли ей пережить страшную и холодную ночь.

"Увидев елку, дети на несколько мгновений забыли о войне, забыли о голоде. Впервые у них появилось желание что-то сделать. Они решили склеить игрушки, чтобы украсить елку", - пишет Дмитриева.

Тогда воспитательница выпросила на кухне половину чайной ложки муки, сварила клейстер, разлила его по тарелочкам и вышла за ножницами. Когда она вернулась, малыши плакали - почувствовав, как вкусно пахнет клей, дети не удержались и без разрешения съели его. Успокоив малышей, Евдокия выпросила еще немного муки, и игрушки все-таки украсили елку.

Такие крохотные радости посреди огромного горя помогали поддерживать надежду в маленьких и взрослых ленинградцах.

Дорогие товарищи, послезавтра мы будем встречать Новый, 1943 год.

Второй Новый год встречаем мы в блокаде.

Воспоминание о той, прошлогодней встрече, то есть о ленинградском декабре сорок первого года, это воспоминание еще так жгуче болит, что к нему тяжело и страшно прикасаться. Не надо же сегодня вспоминать сумрачные подробности тех дней. Вспомним, товарищи, только одну подробность: вспомним, что мы, несмотря ни на что, и тот Новый год встречали с поднятой головой, не хныча и не ноя и, главное, ни на минуту не теряя веру в нашу победу.

И вот прошел год. Не просто год времени. А год Отечественной войны, год тысяча девятьсот сорок второй, а для нас еще триста шестьдесят пять дней блокады.

Но совсем по-иному встречаем мы этот новый, 1943 год.

Наш быт, конечно, очень суров и беден, полон походных лишений и тягот. Но разве можно сравнить его с бытом декабря прошлого года? В декабре прошлого года на улицах наших замерло всякое движение, исчез в городе свет, иссякла вода, да… много чего исчезло и много чего появилось на наших улицах…

А сейчас все-таки ходят трамваи – целых пять маршрутов! Сейчас поет и говорит радио, в два наши театра и кино не пробьешься, целых три тысячи ленинградских квартир получили свет. И несмотря на то, что нашему городу за этот год нанесено много новых ран, весь облик его совсем иной, чем в прошлом году, – несравненно оживленнее, бодрее. Это живой, напряженно трудящийся и даже веселящийся в часы отдыха город, а ведь блокада-то все та же, что и в прошлом году, враг все так же близок, мы по-прежнему в кольце, в окружении.

Да, за год изнурительной блокады наш город и все мы вместе с ним не ослабли духом, не изверились, а стали сильнее и уверенней в себе.

С точки зрения наших врагов, произошла вещь абсолютно невероятная, невозможная, и причины этого они понять не в состоянии.

Еще 30 января 1942 года, то есть почти год назад, выступая перед своей шайкой, Гитлер заявил: “Ленинград мы не штурмуем сейчас сознательно. Ленинград выжрет самого себя”. В новогоднем своем приказе, к 1 января 1942 года, в приказе по войскам, блокирующим Ленинград, он “благодарил своих солдат за создание невиданной в истории человечества блокады” и нагло заявлял, что не позднее, чем через три-четыре недели, “Ленинград, как спелое яблоко, упадет к нашим ногам…”

Подвергая город страшнейшим лишениям, враг рассчитывал, что пробудит в нас самые низменные, животные инстинкты. Враг рассчитывал, что голодающие, мерзнущие, жаждущие люди вцепятся друг другу в горло из-за куска хлеба, из-за глотка воды, возненавидят друг друга, начнут роптать. Перестанут работать – в конце концов сдадут город, – “Ленинград выжрет самого себя”. Но мы не только выдержали все эти пытки – мы окрепли морально. Они не понимают, в чем же дело. Они не понимают, что мы – русские люди, мужавшие при советской власти, уважающие и любящие труд.

Нередко приходится слышать жалобы: “Ох, ну и народ у нас стал – черствый, жадный, злой”. Неправда. Это неправда! Конечно, не все выдержали испытание; конечно, есть люди очерствевшие, впавшие в мелкий, себялюбивый эгоизм, но их ничтожное меньшинство. Если б их было много, мы просто не выдержали бы, расчеты врага оправдались бы.

Взгляни в свое сердце, товарищ, посмотри попристальнее на своих друзей и знакомых, и ты увидишь, что и ты, и твои друзья за трудный год лишений и блокады стали сердечней, человеколюбивее, проще. Вспомни хотя бы то, сколько раз ты сам делился последним куском с другим, и сколько раз делились с тобой, и как вовремя приходила эта дружеская поддержка.

Вот в январе этого года одна ленинградка, Зинаида Епифановна Карякина, слегла. Соседка по квартире зашла к ней в комнату, поглядела на нее и сказала:

А ведь ты умираешь, Зинаида Епифановна.

Умираю, – согласилась Карякина. – и знаешь, Аннушка, чего мне хочется, так хочется – предсмертное желание, наверное, последнее: сахарного песочку мне хочется. Даже смешно, так ужасно хочется.

Соседка постояла над Зинаидой Епифановной, подумала. Вышла и вернулась через пять минут с маленьким стаканчиком сахарного песку.

На, Зинаида Епифановна, – сказала она. – Раз твое такое желание перед смертью – нельзя тебе отказать. Это когда нам по шестьсот граммов давали, так я сберегла. На, скушай.

Зинаида Епифановна только глазами поблагодарила соседку и медленно, с наслаждением стала есть. Съела, закрыла глаза, сказала: “Вот и полегче на душе”, и уснула. Проснулась утром и… встала.

Верно, еле-еле, но ходила.

А на другой день вечером вдруг раздался в дверь стук.

Кто там? – спросила Карякина.

Она открыла. Перед ней стоял совсем незнакомый летчик с пакетом в руках.

Возьмите, – сказал он и сунул пакет ей в руки.- Вот, возьмите, пожалуйста.

Да что это? От кого? Вам кого надо, товарищ?

Лицо у летчика было страшное, и говорил он с трудом.

Ну, что тут объяснять… Ну, приехал к родным, к семье, привез вот, а их уже нет никого… Они уже… они умерли! Я стучался тут в доме в разные квартиры – не отпирает никто, пусто там. Что ли, – наверное, тоже…как мои… Вот вы открыли. Возьмите. Мне не надо, я обратно на фронт…

В пакете была мука, хлеб, банка консервов. Огромное богатство свалилось в руки Зинаиды Епифановны. На неделю хватит одной, на целую неделю!.. Но подумала она: съесть это одной – нехорошо. Жалко, конечно, муки, но нехорошо есть одной, грех. Вот именно грех – по-новому, как-то впервые прозвучало для нее это почти забытое слово. И позвала она Анну Федоровну, и мальчика из другой комнаты, сироту, и еще одну старушку, ютившуюся в той же квартире, и устроили они целый пир – суп, лепешки и хлеб. Всем хватило, на один раз, правда, но порядочно на каждого. И так бодро себя все после этого ужина почувствовали.

А ведь я не умру, – сказала Зинаида Епифановна. – Зря твой песок съела, уж ты извини, Анна Федоровна.

Ну и живи! Живи! – сказала соседка. – Чего ты…извиняешься! Может, это мой песок тебя на ноги-то и поставил. Полезный он: сладкий.

И выжили и Зинаида Епифановна, и Анна Федоровна, и мальчик. Всю зиму делились – и все выжили.

Я могу рассказать о таких случаях еще и еще и знаю, что и мне могут долго рассказывать об этом, и мы наберем тысячи примеров братской поддержки людей.

Мы поняли – выжить мы сможем, только держась друг за друга, только помогая друг другу. И вот в чернейшие месяцы блокады в Ленинграде по инициативе комсомолок Приморского района рождается благороднейшее человеколюбивейшее движение, которое скромно именует себя «бытовым движением»: тысячи комсомолок совершенно бескорыстно идут по квартирам к наиболее ослабевшим людям с посильной помощью и возвращают к жизни десятки тысяч женщин, детей, стариков, уже обреченных врагом на гибель.

Я сказала, что мы стали человеколюбивее. Но сурово и взыскательно ленинградское человеколюбие.

Этим летом на Невском я видела такую картину: лежит на панели, закрыв лицо шапкой, подросток и навзрыд плачет. А рядом стоят две женщины. У одной из них он хотел стащить карточки, но вторая заметила это, задержала его и вот сейчас, стоя над ним, стыдит его:

Ты что же, зверь, хотел сделать? Ты ее хотел жизни лишить! Ты о себе подумал, а о ней? Нет, как ты смел о себе подумать!

Отстань ты, – корчась от стыда, кричит из-под шапки мальчишка. – Я вот пойду под трамвай брошусь, умру…

Ну и умирай! – крикнула ему женщина. – Умирай, если ты один жить хочешь!

Так, вопреки попыткам врага посредством страшных испытаний разобщить нас, поссорить, бросить друг на друга, мы, наоборот, сплотились. Враг стремился пробудить в нас зверей, разжечь в нас животную жадность к существованию, и в то же самое время хотел убить в нас любовь к жизни, волю к ней.

В городе, обстреливаемом и бомбардируемом, во вражеском окружении мы научились любить и ценить каждую минуту жизни, каждую ее, даже самую простую, радость. О, как ценили мы, что значит домашнее гнездо, что значит уют и тепло, как мы стремимся к нему, как, несмотря ни на какие разрушения, хозяйственно и основательно переселялись и устраивались в эту осень ленинградцы – даже вставляли стекла, даже оклеивали комнаты новыми обоями!

Враг думал, что у нас опустятся руки, что мы перестанем трудиться – и все развалится и рухнет. Но у нас появилась какая-то невиданная неутомимость в труде. Ведь это же факт, что почти каждый ленинградец, кроме основной своей профессии, освоил еще и ряд других – не только на производстве, но и в быту. Тысячи и тысячи из нас стали квалифицированными огородниками, печниками, стекольщиками, лесорубами, водопроводчиками, трубочистами – не гнушаясь никаким трудом, раз это нужно для жизни.

А главное – во всем этом наша огромная победа над врагом. Мы победили их, победили морально – мы, осажденные ими!

Потому и подходим мы к встрече сорок третьего года более сильными, чем в прошлом году. А радостные вести об ударах, которые наносит наша славная армия немецким захватчикам, гоня их от Сталинграда, наполняют сердца счастьем, и легче становится переносить нам наши трудности, и легче работается, и так хочется самому, физически, своими руками помочь далеким от нас армиям скорее вернуть многострадальной нашей Родине мир и покой.

Это кажется невероятным, но в блокадном Ленинграде в Новый год проводились ёлки. Зажигала огни и самая главная - в Аничковом дворце. Часто эти праздники помогали детям выжить…

Привезли 1000 ёлок

Из почти трёх миллионов жителей Ленинграда, оказавшихся во вражеском кольце, в городе оставались около 300 тысяч детей. Даже в первую жуткую морозную зиму 1941 года для учеников 7-10-х классов, а это около 50 тысяч детей, организовали ёлки. Причём самые настоящие. Несмотря на нехватку горючего, из леса привезли более 1000 зелёных красавиц. Их установили в школах, детских садах, различных учреждениях. В театрах драмы им. Пушкина, Большом драматическом и Малом оперном, как могли, устроили новогодние представления. Там специально для юных зрителей шли спектакли «Дворянское гнездо», «Три мушкетёра», «Овод». Везде было включено электричество, играли духовые оркестры.

В 1942-м Ленгорсовет уже в ноябре постановил: несмотря на войну, голод и бомбёжки в дни школьных каникул необходимо провести новогодние праздники. 10 ноября Городской отдел народного образования издал распоряжение, по которому они должны были пройти во всех школах (работали уже 84 десятилетки. - Ред.), детских домах и садах. Особым вниманием окружили детей фронтовиков и сирот. Наперекор всему в городе, сжатом смертельным кольцом голода, ощущалось приближение чего-то хорошего… А 31 декабря 1942-го в квартирах ленинградцев неожиданно вспыхнули электрические лампочки. Это был бесценный новогодний подарок для жителей блокадного города, более 400 дней проживших в «пещерных» условиях, без воды, тепла и света.

Котлета в подарок

«1 января 1942 года нам, учащимся, дали пригласительные билеты на ёлку в Драматический театр им. Горького. Во время спектакля несколько раз объявляли тревогу, спектакль прерывался, мы все спускались в бомбоубежище. Потом были накрыты столы. Нам каждому дали по маленькой котлетке с гречневой кашей», - записала в своём дневнике 15-летняя Тоня Журина.

«Сегодня нам сказали, что в 5 часов будем встречать Новый год в 4-й школе. Там был большой концерт и ёлка из сосны... А потом был обед. Дали суп из чечевицы, 2 котлеты с макаронами и какое-то желе, очень вкусное. Всё очень вкусно. Хорошо всё-таки в школе». Эту запись в ученической тетради сделал четвероклассник 370-й ленинградской школы Юра Байков.

«Сегодня была ёлка и какая великолепная. Правда, я почти не слушала пьесы, всё думала об обеде. Обед был замечательный. Дали суп-лапшу, кашу, хлеб и желе, все были очень довольны. Дети ели медленно и сосредоточенно, не теряя ни крошки. Они знали цену хлебу. Эта ёлка надолго останется в памяти», - это ещё одно воспоминание из школьного дневника.

Легендой стала история, как в осаждённый город с Большой земли в подарок детям привезли мандарины. Когда водитель 390-го автобата Максим Твердохлеб вёз их из Кобоны по льду Ладожского озера, его полуторку атаковали два фашистских истребителя. Меняя скорость, внезапно останавливаясь и так же внезапно устремляясь вперёд, водитель несколько раз уходил от атак. Вражеские лётчики тоже начали хитрить. Они заходили с двух сторон. Уследить сразу за двумя самолётами было непросто. Пулемётные очереди вдребезги разбили ветровое стекло, откололи кусок баранки. Ухватившись окровавленными руками за то, что осталось от рулевого колеса, Твердохлеб продолжал вести израненный автомобиль. Когда он приехал, все удивились, как мог шофёр управлять такой машиной - в ней было 49 пробоин! А ребята, которым достались повреждённые мандарины, даже не догадывались, что это следы вражеских пуль.

Подлежал уничтожению?

И даже в блокаду дети мечтали побывать на ёлке в Ленинградском дворце пионеров. Для «детской республики» блокада - особая страница. На фронт ушли 39 педагогов, 17 записались в народное ополчение, а оставшиеся в городе строили оборонные сооружения, принимали беженцев, сопровождали эшелоны, увозившие детей в эвакуацию. В начале войны в старинных залах разместился гражданский госпиталь. На немецких картах Аничков обозначался как «объект 192» и подлежал уничтожению. Не случайно уже с осени 1941-го здание «дворца маленьких большевиков» фашисты начинают бомбить и обстреливать. Но несмотря ни на что жизнь на Невском, 39, не прерывалась. Работали многочисленные кружки, проходили олимпиады детского творчества, открылись оздоровительные площадки. Педагог-хореограф Аркадий Обрант создал агитбригаду при политотделе 55-й армии Ленинградского фронта. Реальные судьбы воспитанников этого коллектива стали основой художественного фильма «Мы смерти смотрели в лицо». 70 «кружковцев» Дворца пионеров были награждены медалями «За оборону Ленинграда», а участники танцевального ансамбля получили боевые награды - ордена Красной Звезды.

Не прерывалась в Аничковом и традиция новогодних праздников. В 1942-м здесь устроили ёлку для 1500 отличников учёбы, самых активных ребят из пионерских дружин. Дерево украсили оставшимися игрушками, самодельными гирляндами. Есть немало воспоминаний как мальчики и девочки, за время блокады превратившиеся в маленьких старичков, при виде нарядной красавицы на глазах оживали, на лицах появлялись улыбки. Все получили памятные подарки. Сегодня о подвиге детей и педагогов напоминает мемориальная доска. А в залах Аничкова, как и 73 года назад, идут ёлки.

В ночь с пятницы на 13-е так и тянет написать что-нибудь страшненькое, в жанре кино-хоррора, но никак не ожидала, что новость подкинут столь мрачную, хоть и из области кинематографа, ну, казалось бы, несерьезное ведь дело, плюнул, да прошел мимо, если тебе не нравятся все эти пошлейшие киношки, снимаемые последние лет -дцать в России?

Ан нет. Мимо этой новости из мира киноискусства - пройти НЕЛЬЗЯ. Не представляется возможным, ну никак. Почему - сейчас объясню. Подробно.
Прочтите внимательно, пожалуйста, даже если вы не киноманы - она не только и не столько о кино, она о нас, нашем прошлом, настоящем и нашем будущем.
Но - по порядку, преамбула, коротко.

Невиданный разгул десоветизации, очернения советского прошлого, как всякая злостная декоммунизация, вариант ее - всегда означает фашизацию, является предвестником прихода к власти фашистов, забывчивым достаточно посмотреть на пример Украины и вспомнить, что предшествовало явлению бандерофашистов.

Мы не раз говорили о том, что Россия идет по пути Украины, которая стала полигоном для отработки российского сценария, со своей спецификой, власовщиной вместо бандеровщины, но в целом, повторяющего украинский вплоть до мелочей, достаточно вспомнить все реформы от пенсионной до образовательной и медицинской, написанные будто под копирку для обеих стран. Так? Так.

Сын Табакова снимается вместе с Аленой Бабенко в черной комедии
События фильма «Праздник» развернутся в канун Нового года в блокадном Ленинграде

Стартовали съемки нового фильма «Праздник» режиссера Алексея Красовского («Коллектор») про необычную встречу Нового года в блокадном Ленинграде. В картине заняты Павел Табаков, Алена Бабенко, Анфиса Черных («Географ глобус пропил»), Ян Цапник, Тимофей Трибунцев и Ася Чистякова.

Сюжет черной комедии, сценарий которой написал также Красовский, строится вокруг привилегированной партийной семьи Воскресенских, живущей «на особом положении» и тайно встречающей праздник на широкую ногу. Отца играет Цапник, мать — Бабенко, их детей — Табаков и Черных.

В канун Нового года сын Воскресенских приводит домой голодную девушку, а дочь — незнакомого мужчину, за которого хочет выйти замуж. Членам семьи придется решать проблемы и выпутываться из забавных ситуаций.

Как и в «Коллекторе» с Константином Хабенским, все действие «Праздника» разворачивается в одном месте в течение одной ночи (с 31 декабря на 1 января). Часть средств на производство картины создатели собирают на одной из краудфандинговых платформ.

Планируется, что фильм будет доснят уже зимой 2018 года. Дата премьеры пока не называется.
https://kino.mail.ru/news/50548_sin_tabakova_snimaetsya_vmeste_s_alenoi_babenko_v_chernoi_komedii/
---
Все понятно? Сам жанр в применении к ВЕЛИЧАЙШЕЙ ТРАГЕДИИ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ - уже вопиющ и оскорбителен, но это еще не все.
Судя по краткому анонсу, как видите, речь идет о праздновании неким советским чиновником в умирающем от голода городе - новогоднего праздника на широкую ногу.

И это - главное в омерзительной затее подонка режиссера. Те самые перестроечные байки, помните? Как Жданову возили спецсамолетами спелые персики в Ленинград, где люди ели ремни, крыс и обойный клей.
Ну, вы сами все знаете, я не стану описывать все ужасы, рождающие в каждом русском и бывшем советском человеке огромную боль и гордость за соотечественников, превозмогших ЭТО и выстоявших, победивших.

Историю с коллекцией семян ВИР, которые умирающие от голода ученые-генетики сохранили для потомства и науки, все помнят, хотя не все знают, наверное, что сейчас эта коллекция антироссийской властью продана американской компании Монсанто.

Так вот, великий советский, русский народ, часть его, ленинградцы-блокадники, умиравшие, но не сдававшиеся, будут оболганы неким подонком и мерзавцем по имени Алексей Красовский, посмевшим снять лживый и подлый, грязный и циничный пасквиль о блокаде Ленинграда в жанре черной комедии, да еще и со лживым сюжетом.

И не говорите мне, что, не посмотрев фильм, судить нельзя. Фильм может быть снят гениально. Режиссерски, операторски, актерски. Речь не об этом. Абсолютно не о его возможных художественных достоинствах.
А о самой идее данной кинопродукции - КОМЕДИЯ О БЛОКАДЕ ЛЕНИНГРАДА! Пусть черная, но - комедия.

Вы понимаете, что это - кощунство, святотатство, попрание всего, что нам дорого, самой памяти нашей исторической о подвиге предков, о геройстве нашего народа?
Вы понимаете, что, если эта мерзость выйдет на экраны страны, мы перестанем себя уважать, мир никогда не будет прежним?

Это не - "я так вижу", нет. Это как снять комедию о трагической и героической смерти вашего любимого дедушки. Поглумиться над ней. А что такого?
Вы понимаете, что это продолжение истории с доской Маннергейму в Питере? Помните ее?
Это - ровно то же самое, вторая серия, новая попытка убить в нас память, наплевать в душу, сделать предателями своих отцов и дедов.

Я посмотрела - что пишут еще сейчас об этом, вот Комсомолка, только что -


фото: В блокаду Ленинграда от голода,холода и бомбежек умерло более 630 тысяч горожан

Это просто "Праздник" какой-то: Режиссер "Коллектора" снимает черную комедию о блокадном Ленинграде
После скандалов с "Матильдой" и "Смертью Сталина" продюсеры побоялись спонсировать картину

Если "блокада Ленинграда" и "праздник" для вас не синонимы, значит, ваше имя не Алексей Красовский. Это режиссер, снявший фильм "Коллектор". И теперь он задумал черную комедию о Ленинграде в годы блокады. Уже и название придумал - "Праздник".

Блокадный Ленинград. Семья, живущая "на собом положении", тайно встречает Новый год за обильным столом. Но неожиданно в доме появляются незванные и голодные гости. Действие "Праздника" происходит в течение одной ночи - с 31 декабря на 1 января. Героев в кадре шесть, еще один за кадром,- так вкратце рассказывает о своем замысле режиссер.

Декорации - огромная новогодняя елка, украшенная новогодними игрушками, на столе будет курица и шампанское. Но курицу некому приготовить. Кухарку, которая кормила семью Воскресенских, накануне забрали. А тут еще гости пришли - голодная девушка, которую привел младший сын, и незнакомый мужчина со старшей дочерью.

Это история про людей, которые даже в самые трудные времена умудрялись жить лучше всех. Такое было, такое все еще есть, и хочется, чтобы такого больше не было. Вот, почему мы хотим снять это кино. И хотим снять его с вашей помощью, - говорил режиссер, объявивший сбор средств на съемку "Праздника" о блокадном Ленинграде.

По словам авторов фильма, они, конечно, пытались найти деньги на блокадный "Праздник" обычным способом - через спонсоров и продюсеров. Но после скандалов вокруг "Матильды" и "Смерти Сталина" люди с деньгами не хотят рисковать. Но и режиссер откладывать свою идею в долгий ящик тоже не захотел. И сам стал продюсером. А народ, чем мог, помог.

Согласно информации на краудфандинговой платформе "народного финансирования" Planeta.ru, авторам проекта удалось собрать 127 тысяч 77 рублей. Из заявленных полутора миллионов. В общем, "Празднику" все же быть.

Как в этом не страшно признаться, но это комедия, местами черная, но чаще светлая и новогодняя. Большая часть работ уже позади. Мы сняли фильм, и сейчас находимся в стадии монтажа. Скоро предстоит озвучание. И я верю, что скоро мы этот фильм доведем до зрителя, и все будет хорошо. И даже лучше, - говорит режиссер .

В самую лютую из ленинградских зим в домах не было света, воды, тепла. Дистрофия начала истреблять население.

Эти Новогодние дни остались в дневниках ленинградцев:

Иосиф Серебряный — художник. «Не могу забыть встречу Нового 1942 года в одной из комнат Союза и наш „богато“ сервированный стол, покрытый белоснежной скатертью.

Чего только тут не было, блюда на любой вкус - колбасы, рыба, икра… И все это… — где красками, где бутафория, но сделано было искусно. А в натуре лишь сэкономленный „эрзац“ — хлеб, котлеты из конины и немного пива».

Боря Капранов (16 лет). «31 декабря 1941 г. Сейчас дров нет, в комнате мороз, кипятку согреть негде, хоть помирай. Неудивительно, что на улице падают люди от истощения. В Ленинграде в день помирают, говорят, от 6 до 9 тысяч человек.

Фото из архива Питера. Новый год в блокаде.

Сегодня последний день старого года, и новый встречать нечем.

Только и слышно, что скорей бы увезли из Ленинграда, хоть бы раз поесть вдоволь хлеба и картошки или чего-нибудь. Вырваться бы из Ленинграда и уж больше бы сюда не поехали».

Владимир Фокин — мастер завода. «1 /I - 1942 года. Новый год справили хорошо. Полина напекла по одной лепешке из картофельной кожуры, где она достала эту кожуру я не знаю.

Я принес две плитки столярного клею, из которого сварили студень, ну и по тарелке „бульона“.

Вечером ходили в театр смотрели постановку „Машенька“. Но смотреть было неприятно, в помещении холод такой же, как и на улице, все зрители сидят в инее».

Из книги А.Бурова «Блокада день за днем». «31 декабря 1941 г. Один из самых тяжелых дней очень тяжелого декабря. И все-таки наперекор всему в городе ощущается приближение праздника. Почти 50 тысяч ленинградских школьников собираются встретить его у новогодних елок. К празднику готовятся и детские сады.

Не смотря на нехватку горючего, автомобилисты привезли из лесу 1000 елок.

Положение с продовольствием крайне тяжелое, но город позаботился о праздничных угощениях для детей. Из глубокого тыла для детских садов Ленинграда в Кобону прибыли даже мандарины».