Как живут дети рожденные в колонии. Как живут дети, рожденные в тюрьмах

Сегодня мы поговорим о детях рождённых в тюрьме.

«В учреждениях Федеральной службы исполнения наказания ежегодно рождается до 1000 детей (по другим сведениям - 200-300 детей) . Часть из них сразу же попадает на свободу, к родственникам матерей-заключенных. Например, в 2013 году родственники забрали к себе 270 детей, остальные же оказались в местах заключения — в следственных изоляторах и исправительных колониях.

На данный момент существует 13 колоний с домами ребенка, общая наполняемость которых составляет от 800 до 900 мест. Есть совсем небольшие дома ребёнка, есть такие, которые рассчитаны на 100 – 120 человек. К сожалению, наша правоохранительная система и судебные органы работают так, что эти места всегда наполняются. В среднем ежегодно в домах ребенка при колониях находятся около 800 человек.

Пресс-служба ФСИН России в середине 2015-го года сообщала, что «На территории исправительных учреждений исправительно-уголовной системы ФСИН всего находится 13 домов ребёнка, и в них находятся на сегодняшний день 670 детишек в возрасте до трёх лет» ».

Речь пойдет о женщинах, ставших матерями во время заключения и их детях, то есть беременная подследственная или осужденная попала в следственный изолятор или забеременела (например, на свидании) уже в колонии.

Даже если женщина родила за день до того, как попала в тюрьму — ее разлучат с ребенком (дело даже не в том, что пребывание матери и ребенка в тюрьме запрещено законом, скорее, нет правоприменительной практики на данный момент).

Мы знаем статистику, что почти 90% детей, выросших без родителей, в детдомах — идут сомнительным жизненным путем : становятся наркоманами, алкозависимыми, попадают за решетку, занимаются проституцией и прочее. Дети алкоголиков, когда их не разлучают с родителями и они наблюдают пьянки последних — в основном идут по стопам предков.

Дети, на глазах которых родители совершали преступления или попадали в тюрьму — в большинстве копируют последних. Резонно предполагать, что дети, рожденные матерями в тюрьмах повторяют судьбу той, что дала им жизнь.

Об этом и поговорим: кем становятся эти дети, как растут в тюрьме рядом с матерью, с кем остаются по достижению трех лет, воссоединяются ли с матерью после ее освобождения.

Для начала стоит рассмотреть, что есть личность женщины (матери), которая попадает в тюрьму.

Данные за 2011 год: «Сегодня в России отбывают наказание более 62 тысяч женщин, из них около 10 тысяч ВИЧ-инфицированы, около 20 тысяч страдают психическими заболеваниями, 7 тысяч имеют наркотическую зависимость и 620 человек больны туберкулезом. Соответственно и почти все дети из домов ребенка при колониях входят в группу риска».

Сегодня цифры похожие: 52 495 женщины (всего заключенных разных категорий в России на данный момент — 644,7 тыс. человек). Средний возраст женщин-заключенных 37 лет, преступления, за которые они осуждены в основном: кража, экономические махинации, причинение вреда здоровью, убийства (как правило — родственников — бывших мужей. родителей, детей) и др.

10-я часть от всех осужденных в России — женщины, вроде не так много, но, как говорят работники судебной системы, — судьи выносят особо жестокие приговоры осужденным женского пола… С чем это связано — можно только гадать.

У многих женщин, однажды попавших в тюрьму, случается рецидив. Это связано и с изначальным воспитанием, с тем, что женщина, будучи девочкой, росла в неблагополучной семье и с тем, что после выхода из колонии — она подвергается стигматизации, становится изгоем в обществе: на работу ее не берут, относятся как к человеку третьего сорта, психика повреждена и т. д.

Начать жизнь сначала и тем более забрать детей из детдома (если до осуждения у нее были дети или если они родились в колонии и позже попали в детдом) — хотят немногие, а способны единицы . Кто-то не может устроиться на работу, кто-то скатывается в жизненное болото, начинает пить, в итоге опять попадает за решетку…

Некоторые и не хотят уходить из тюрем: женщины по сути становятся антисоциальны, не приспособлены к жизни, утрачивают навыки социального функционирования, умеют существовать только на «нарах», выходя на волю, они не могут ни заработать, нечем платить за квартиру (если последняя есть и ее не отняли пока женщина была в тюрьме), они не могут банально поесть приготовить, потому что разучились или никогда не умели, нет никаких связей, родственники нередко отказываются от таких сестер, дочерей, жен, матерей, в итоге освобожденная не знает, как жить…

Поэтому часть вышедших из тюрем всеми силами стремятся попасть туда вновь.

Нравы в женских тюрьмах — ни для не секрет — гораздо суровее, чем в мужских: женщины более жестоки, агрессивны , без сожалений расправляются с неугодными соперницами или несмиряющимися дамами, не принимающими общий строй и диктаторство. И те, кто находятся внутри всей этой системы со стороны правосудия — говорят, что женская колония — это очень страшно.

Даже пробыв несколько месяцев в заключении — психика меняется навсегда, женщина никогда не станет такой как прежде, можно сказать — никогда не станет обычным человеком, а в некоторых случаях — и нормальным….

Каждый десятый в колониях — болен Вич, 5 % туберкулезом… Добавим сюда фон из неблагополучной семьи, в которой росла осужденная и психические нарушения в той или иной степени почти в 100% случаев. Даже если женщина адекватна — она в редких случаях способна нормально устроиться в жизни, реализоваться в социуме, что опять не оставляет ей выбора — и она либо возвращается на «нары», либо заканчивает еще хуже. Единицы поворачивают жизнь вспять.

Вопрос: что может дать такая мать своему ребенку? Ничего… В большинстве случаев — спасение для детей, когда их разлучают с матерями, а потом ребятишек кто-то усыновляет, это спасение для них…

О нравах в женских колониях, о женщинах, ставших матерями в период заключения в передаче «Женская тюрьма» тк «совершенно секретно»:

Но здесь есть еще один момент:

«В тюрьмах сидят тридцать процентов людей, которые осуждены без вины . Об этом свидетельствуют и статистика Совета по правам человека, и наши наблюдения» (данные организации «Русь сидящая»).

То есть, как свидетельствуют данные организации, кроме тех вот, кого называют асоциальными элементами (ведь перечислены цифры в 20 %, 10 %, а про остальную часть нет однозначных сведений) — есть и невинно осужденные. И, может быть, они заслуживают иного отношения?

Смотря документальные фильмы, я увидела единицы матерей со скромным огоньком материнского инстинкта в глазах… Надеялась заметить хоть кого-то невинно осужденного и скучающего по детям, увидела в нескольких видео всего пару женщин, испытывающих хоть какие-то, пусть смешанные чувства к своим детям.

Есть, конечно, невинно осужденные и есть матери с сохраненным материнским инстинктом. Наверное, есть ныне и были массово в некоторые периоды 20-го века «заключенные-героини», которые за решетку попадали за слово, сказанное поперек тем, кто желал угробить страну. Но всех их очень малый процент, несравненно малый…

И с другой стороны: некоторые мнения раздражают своей поверхностью, например, «женщина, убившая своего мужа, осужденная на лет 5-7 или больше — недостойна видеть малыша , она плохая мать априори, даже если в ней горит искренняя искра любви к ребенку». Откуда мы знаем, что да как было… Есть ситуации, когда не поставишь так вот однозначно вердикт: может, муж ее бил безбожно, а она переборщила со сдачей…

Человек может кричать о своей невиновности, но стоит посмотреть на его поведение, дела и отношение к детям. Есть те, кто признают свою вину, но хотят видеть детей, общаться с ними, и колония ломает таких, если не давать им свиданий с детьми — они деградируют быстрее. Вопрос сложный.

Теперь поговорим о личности самих детей, рожденных матерями в заключении.

«Сегодня в домах ребенка при женских колониях (данные по периоду несколько лет назад) воспитываются 805 детей, из них 319 еще нет года. У 45% из этих 805 детей выявлена врожденная патология, у 40% - заболевания центральной нервной системы, у 19% - гепатит С или гепатит В, 8% рождены ВИЧ-инфицированными матерями».

Вот такая «наследственность»…

Дети могут находиться с матерью только до трех лет, потом их передают в детдом, либо родственникам. Есть еще сейчас такой инновационный, недавно стартовавший в России вариант как фостерная семья. Когда детей берут на временную опеку, пока мама в тюрьме, после передают ребенка маме, если, конечно, она согласна на это. Но такая практика слабо развита у нас в стране на данный момент.

В российских женских колониях от 800-900 мест всего 200 рассчитаны на совместное пребывание матери и ребенка, где дети могут проживать в одной комнате с матерью - как правило это маленькие комнатки по типу «общаг», в основном дети до трех лет живут в детских домах при тюрьмах.

Сюжет передачи «Такая жизнь. Родившиеся в неволе» (три женщины, три истории):

«Анатомия любви» — документальный фильм о детях, рожденных в колониях:

По статистике и наблюдениям воочию пребывание матери и ребенка благоприятно сказывается на обоих. И это касается колоний в том числе.

«Совместное проживание матери и ребенка, это то же, что и жизнь с ребенком дома. Ведь статистика и их внутренние, какие бы то ни было, исследования, по заболеваемости, по рецидивам, отличаются на 2 порядка. Заболеваемость детей, рожденных в тюрьме, при совместном проживании снижается на 43%.

Но это не означает, что мамы в какой-то одной колонии живут со своими детьми все вместе. Нет. К сожалению, выделено лишь небольшое количество мест в каждой колонии. У мамы с ребенком cвоя комната в огороженном от остальной территории месте и КПП. Там живут как в комнате общежитии».

Хочется, конечно, сказать — смотря какая мать… Но маленькие дети любят любых родителей, а вот последние, к сожалению, не всегда это ценят. Есть случаи, когда менялись и женщины, и дети преображались, когда им разрешали жить вместе во время заключения. Некоторые матери забирали детей после освобождения домой. Но это очень редкие ситуации…

Гораздо чаще: малыш лишь средство. Средство улучшения условий пребывания в колонии, смягчения приговора, повод для досрочного освобождения и прочее . Этот ребенок в большинстве случаев никому не нужен… готовы на такое вот «инкубаторство» ради собственной выгоды и те, кто сидят за убийство первого ребенка или.. детей.

«Мамашка» состроит вид благочестивой на время пока есть в этом смысл, а потом ребенка передают в детдом, и о нем больше никто не вспоминает… И как говорят в фильмах: «у этого ребенка был хоть один год в жизни, где его немного любили, где он видел мать какой бы она не была. И порой это единственный счастливый год в его жизни».

Какая может быть судьба у таких детей??

Что касается будущего и «кармы»:

«У детей плохих мамаш первые годы жизни в тюремном садике, может быть, самые счастливые в детстве. Звучит парадоксально, но это так. И вот почему. Как правило, малышей в таких домах малютки при зонах не больше десятка.

Персонал — врачи, няни, воспитатели набирают из местных жительниц. Располагаются колонии для мам с детьми в глубинке, где часто никакой другой работы нет. Поэтому местные женщины трудом в колонии дорожат, ведь другой не найти.

Текучки кадров не наблюдается. Мать лишь посещает ребенка. А обслуживают его — кормят, моют, лечат, встают по ночам, меняют ползунки сотрудники дома малютки. Как они говорят, многие из здешних мамочек никогда столько внимания детям уделять не будут.

Все материальные расходы на жизнь и лечение детей берет на себя государство. Красть за колючей проволокой в зоне невозможно. Так что здешние дети питаются зачастую лучше, чем многие их сверстники в аналогичных домах на воле».

«Для Ирины В. из небольшого сибирского городка осталось, как говорят в армии, «сто дней до приказа». Она практически полностью отбыла свой срок. И уже собирается на волю. Ее маленький сын на волю не выйдет. По крайней мере в ближайшее время. Ирина из стаи мамаш-кукушек. Сына она в доме малютки вниманием не баловала. Объяснив персоналу просто: «Чтоб не привыкать…».

Да и сын у нее далеко не первый ребенок. Из трех детей женщины, на воле она родила только старшую дочь. Но где девочка сейчас не знает. Ее лишили родительских прав спустя год после родов за то, что по пьяному делу «забыла» зимой в сквере ребенка на лавочке. Малышке повезло, что в мире есть собачники, которые по вечерам выгуливают псов по темным скверам. Собака и нашла ее. Иначе замерзшего ребенка обнаружили бы лишь утром.

Всех своих детей Ирина подарила государству. Последнего тоже. Отказ она напишет только перед самым выходом, иначе нормальные матери могут устроить ей соответствующие «проводы».

Кстати, большинство таких кукушек ждут для подписания отказа именно последнего дня. И практически все отказывающиеся — это женщины, которые уже имели детей.

Ребенка из зоны в таком случае передадут в обычный интернат, и его может усыновить любая семья. Никаких ограничений или специальных процедур для усыновления детишек из зоны не предусмотрено. Но почему-то именно «зоновских» детей усыновляют меньше всего… И среди них самый большой процент тех, кто потом возвращается за колючую проволоку без облегченного режима».

Можно написать красивые истории о том, как дети, рожденные за колючей проволокой, стали художниками, артистами, музыкантами, личностями, но таких историй единицы.

Таких историй единицы по сравнению с другими грустными историями, когда дети оказывались никому не нужны, повторяли судьбу своих родителей и прочее.

Замкнутый круг: «Не существует социальной реабилитации заключенных, – психологически бывших заключенных, отдавших долг, получивших возмездие. Казалось бы, за что дальше наказывать. Но они оказываются даже уже не людьми второго сорта. Это люди, которым просто некуда деваться.

В таких условиях нужно обладать огромной силой воли, чтобы забрать ребенка из детского дома. Однако, чтобы забрать ребенка, нужно позаботиться о наличии справок: о месте жительства, о том, что тебя приняли на работу. Получается замкнутый круг.

Как правило, большинство детей в тюрьму для малолетних попадают из детских домов, а потом, опять же, как правило, оказываются уже во взрослой тюрьме, потому что это тот опыт, который как раз не впитан с молоком матери, это то что, воспитано окружением.

Детдомовский ребенок в 60% случаев попадает в колонию для несовершеннолетних «.

И все-таки об историях положительных. Я лично знала только нескольких женщин, которые освободились из тюрьмы и начали новую жизнь, забрали детей из детдома, но все они, эти женщины, уверовали, и стали довольно ревностными христианками.

Женщины, сумевшие повернуть судьбу вспять и после освобождения воссоединившиеся с детьми, нередко становятся активистками движений помощи заключенным. Например, Мария Ноэль, соавтор проекта «Тюремные дети», после освобождения воспитывает двух детей, один из которых рожден в тюрьме.

Женщина радеет как раз за то, чтобы с помощью проекта матери «открыли глаза», чтобы материнство, как дар свыше, осветил однажды согрешивших и исправил:

«Если мама, родившая в тюрьме, прикипит к своему ребенку, она забудет обо всем на свете. У меня есть подопечные, которые отбыли наказание и сейчас находятся в состоянии реабилитации и восстановления семьи.

Одна из них родила в тюрьме и жила на зоне с ребенком, на время расставалась с ним, но сейчас освободилась. Она за своего ребенка готова бороться. Она забудет обо всем на свете. Для нее семья стоит на первом месте.

Мы бы хотели, чтобы этот сильный ресурс – пробуждение материнского инстинкта – был использован. Наши основные задачи: во-первых, чтобы ребенок жил с мамой, во-вторых, не уехал в детский дом, в-третьих, чтобы они воссоединились, если им пришлось расстаться.

Поверьте, две большие разницы: женщина, которая не жила с ребенком, и женщина, которая, находясь в заключении, всегда была со своим ребенком рядом».

И это конечно, правильный подход. Преображение, когда мать из агрессивной преступницы, лишенной ласковых чувств к кому бы то не было превращается в женщину, способную любить своих детей — на самом деле чудо, и преображаются вокруг все, кто это наблюдает. Но все же это редкость…

22.04.2014

Тема защиты прав детей, рождённых в местах заключения была в центре внимания встречи лидера Всероссийского общественного движения «Матери России», сенатора Валентины Петренко и руководителей благотворительных и общественных фондов.

На встрече присутствовали: директор БФ «Протяни руку» Николай Левшиц, директор по развитию БФ Константина Хабенского Татьяна Климова, директор ОФ Владимира Смирнова Елена Береговая, директор БФ «Подари жизнь» Екатерина Чистякова, руководитель проектов Международная тюремная реформа Алла Покрас, член Президиума ВОД «Матери России»; начальник правового отдела Управления по правам ребенка Аппарата Уполномоченного по правам человека Ирина Вихрова.

Справка:

Дети попадают в тюрьму только одним образом – когда они там рождаются. Взять своего маленького ребенка с собой в места заключения невозможно. Однако в исключительных случаях это осуществимо, но правоприменительной практики в России нет. Чаще всего мать и ребёнка разлучают.

Сейчас в российских тюрьмах имеется около 200 мест совместного проживания. На данный момент существует 13 колоний с домами ребенка, общая наполняемость которых составляет от 800 до 900 мест. Есть совсем небольшие дома ребёнка, есть такие, которые рассчитаны на 100 – 120 человек. В среднем ежегодно в домах ребенка при колониях находятся около 800 человек.

Из 13 женских колоний, расположенных на территории России, всего 2 имеют роддома, построенные специально для заключенных рожениц. Это колонии в Челябинске и «ИК-2» в Мордовии. Если в колонии не предусмотрено совместное проживание, то мать и ребенка, спустя то малое время, которое им положено провести вместе, разлучают. Ребенка передают в дом ребенка, а мать возвращается в отряд. Мама может ходить на кормления 6 раз в день.

Статистика показывает, что заболеваемость детей, рожденных в тюрьме, при совместном проживании снижается белее, чем на 40 процентов.

Ребёнок покидает зону, когда ему исполняется три года. Если у него на свободе нет родственников или у родственников нет возможности выполнить условия опекунства, то ребенка определяют в детский дом. Как правило, если ребенок уехал в детский дом, а у мамы остался еще большой срок, к примеру, 4 или 5 лет, то велика вероятность, что ребенок в детском доме и останется.

Из детского дома ребёнка не возят на свидания к маме в тюрьму. Возможен вариант телефонных переговоров, когда мама звонит в детский дом или в то место, куда определён ребёнок.

Короткие свидания разрешены раз в два месяца, длительные – раз в три месяца. То есть мама может за год увидеться со своим ребенком несколько раз, но, как правило, детские дома этого не делают из-за отсутствия финансирования на это. Самая главная проблема состоит в том, что нет властной структуры, которая бы сопровождала все вопросы, связанные с реализацией прав ребёнка, родившегося в тюрьме. Никто не озадачивается тем, чтобы поддерживать связь между матерью, отбывающую своё наказание в местах лишения свободы и ребенком, находящемся в детском доме.

Когда мама выходит на свободу, у неё, как правило, нет работы. Как правило, на работу судимых женщин не берут. Нет особых видов работ, в которых женщины, вышедшие из тюрьмы могут социализироваться, чувствовать себя полноценными людьми. Не существует социальной реабилитации заключенных. Однако, чтобы забрать ребенка из детского дома, нужно позаботиться о наличии справок: о месте жительства, о принятии на работу — получается замкнутый круг.

В ходе встречи обсуждался весь спектр проблем детей, родившихся в тюрьме: от условий их рождения, дальнейшего размещения, пребывания с мамой и передачи опекунам или в детский дом.

По мнению Валентины Петренко, ребёнок, родившийся в тюрьме требует к себе ещё более внимательного и молосердного отношения, а государство должно более детально урегулировать правовое и финансовое сопровождение этого ребёнка.

Сенатор считает, что для решения всего круга вопросов осужденных мам и родившихся у них детей в тюрьме, необходимо на правительственном уровне создать рабочую группу с представителями профильных ведомств. Эту точку зрения разделили все участники встречи.

Чтобы голос регионов и общественных организаций по такой острой проблеме как социализация осужденных мам и родившихся детей в местах заключения был более весом, было принято решение провести всероссийскую конференцию по этой проблеме в одном из субъектов Федерации с приглашением всех заинтересованных сторон.

Валентина Петренко , как лидер движения подписала соглашения о партнёрстве и сотрудничестве с руководителями фондов, принимавших участие во встрече.

Подводя итог состоявшегося диалога сенатор отметила, что рождение ребенка в тюрьме – это хоть и парадоксальный, но шанс для женщины изменить свою жизнь в лучшую сторону. «Материнство - это тот самый природный инструмент, который делает женщину ответственной и заботливой. Поэтому перевоспитание, исправление заключенной женщины материнством - самый гуманитарный и человеческий ресурс.

Если мама, родившая в тюрьме, прикипит к своему ребенку, она забудет обо всем на свете. Материрский инстинкт сам всё сделает, а государство и общество лишь должны создать достойные условия для этого».

Взять ребенка, рожденного в тюрьме, решится не всякий, и, возможно, совершенно напрасно. Генетический фактор - вещь сложнооспоримая, но условная, если речь идет о воспитании в атмосфере заботы и любви.

- Кстати, а как рожают детей заключенные?

Я задаю этот вопрос, впервые задумавшись об этом. И получаю спокойный ответ своей собеседницы: "Как и положено заключенным: в наручниках".

Мое лицо вытягивается. И я уже с трудом воспринимаю дальнейшие подробности: "Их руки приковывают к гинекологическому креслу, а под дверью родильного зала караулит конвой. Примерно через четыре часа после родов женщину возвращают в тюрьму. А ребенок? Ребенка мать впервые увидит не раньше, чем через неделю"

(После интервью, вечером, я прочту опровержение представителей системы исполнения наказания: мол, рассказы о родах в наручниках - распространенный миф. Но, как известно, ни мифы, ни сказки не возникают на пустом месте).

Если моя собеседница, Наталия, не заблуждается, то именно так на свет появилась и Юлька. Еще во чреве она стала невольной соучастницей убийства: одним ножевым ударом ее мама насмерть поразила своего обидчика. Через восемь месяцев после этого происшествия новорожденная отделилась от прикованной наручниками матери. И первые три года своей жизни провела за колючей проволокой.

Поверьте, в этой истории нет ничего необычного - для тех, кто сталкивался с этой стороной жизни. С ее беспощадной прозой. Такова судьба всех детей, рожденных в неволе. До трех лет малыши живут в "Домах Ребенка", расположенных на территориях женских исправительных колоний. На четвертом году жизни они переезжают в детские дома, если их не забирают родственники.

По статистике, в России вместе со своими матерями "сидят" около тысячи детей. Люди, желающие усыновить ребенка или оформить над ним опеку, даже не задумываются, что можно забрать малыша из мест не столь отдаленных.

А если и знают, то, как правило, не решаются. Юлька родилась и жила в поселке Явас, в Мордовии. В этой колонии проводили эксперимент: в "Доме Ребенка" построили отдельные комнаты, в которых мамам позволили жить вместе с детьми, а не навещать их по несколько часов в день, как принято в других тюрьмах. Идеологи эксперимента надеялись, что у женщин проснется "материнский инстинкт".

Но большинство "зэчек" использовали эту инициативу просто как возможность получить условно-досрочное освобождение. К тому же в "Доме Ребенка" лучше кормили. Не торопитесь судить: в тюрьме это существенный фактор. К примеру, в дополнительный рацион беременной заключенной входит небольшая прибавка сливочного масла, творога и одно яйцо в неделю.

Ни фруктов, ни овощей, ни витаминов. Рядом с детьми женщин кормили значительно лучше. Но забота о малышах все равно оставалась на плечах воспитателей. Матери предпочитали курить и вести между собой разговоры. Эксперимент провалился. Наверное, иначе и быть не могло.

Откуда было взяться этому материнскому чувству, этой природной привязанности, если сами роды у заключенных женщин протекали в чудовищной, насильственной среде? А новорожденным не давали вкусить грудного молока, отлучая их от матерей в самые важные, первые дни, когда и устанавливается связь между мамой и ребенком?..

То ли создатели эксперимента не подумали о самом главном, то ли договориться с властью о таких поблажках было невозможно. Однако Юлькина мама, - Аня, оказалась исключением. Она научилась ухаживать за девочкой. Они играли.

На фоне других матерей, отношения Ани и ее дочери казались и вправду нежными. Настоящими. Пусть и неловкими, грубоватыми, неотесанными. Но Юльке шел четвертый год, а родственники забирать к себе ее не хотели. Девочку пора было переводить в детский дом.

Если бы об этом эксперименте не сняли документальный фильм ("Анатомия любви", реж. Наталья Кадырова), в котором Юлька оказалась одной из героинь, то и она осталась бы затерянным ребенком в колючей проволоке системы. Но фильм этот, в далекой от Мордовской женской колонии Москве, увидела обычный столичный менеджер Наталия. И судьба девочки резко переменилась. Она вышла на свободу. В три года и один месяц.

Наталия оформила на Юльку опекунство. Конечно, это было не просто. Естественно, пришлось побороться и "пободаться" с чиновниками. Везде ей задавали одни и те же вопросы: "Зачем вам это? Вы же не родственница!".

Наталия не отвечала и требовала от чиновников заниматься своими непосредственными обязанностями. По закону, сперва нужно было договориться с матерью ребенка.

Аня должна была дать свое согласие на оформление опекунства. Сделать это было не просто: страх, что Юльку отнимут навсегда, застил радужные перспективы для дочери - жить в нормальной семье. И все же, Аня услышала и согласилась. Казалось, теперь дело пойдет веселее. Но, узнав, что эту историю снимают документалисты, органы опеки Мордовской области решили продемонстрировать свою образцовую работу: вместо привычной одной недели, они оформляли документы месяц. Пытались сделать все по правилам, а в итоге путались и переделывали каждую бумажку по несколько раз. О Юльке, ждавшей разрешения ситуации в "Доме Ребенка", они, вероятно, не думали. Наталия рвала и метала, но куда деваться? Ждала.

Летним днем Юлька вышла за тюремную ограду и всю дорогу таращила свои синие глаза в окно автомобиля.

Первые минуты Юльки на Свободе

В новом доме - московской квартире - ее ждали новонареченная старшая сестра, бабушка и пес Гошка. Приемная мама - Наталия - стояла рядом и держала Юльку за руку. Гошка радостно бросился к девочке, но та в ужасе закричала и заплакала. Юлька никогда раньше не видела собак. А еще девочка не умела играть: раскидывала игрушки по полу и смотрела на них в полном недоумении. Да и сказки слушать она не умела и не любила - тоже не понимала, для чего они вообще существуют?

Юлька привыкает к новой жизни

Но все это мелочи, по сравнению с другими эмоциональными реакциями, которые первое время демонстрировала маленькая "узница". От досады она рыдала и, раскачиваясь, билась головой об стену. Наталья подставляла свою руку, чтобы Юлька не разбила лоб. Позже психологи объяснили, что это обычная практика для "детдомовцев" - так они себя успокаивают. Теперь, чтобы Юлька пришла в себя, достаточно просто ее поцеловать и взять на руки. За такое проявление нежности она прощает любую обиду.

Юлька со старшей "сестрой" Наташей

За полгода, проведенные у Наталии, девочка начала разговаривать. И все меньше посылает, по старой тюремной привычке, своих домочадцев на три буквы. Юлька привыкла мыться в теплой, а не холодной воде, и перестала заслоняться от людей, если они делают резкие движения. Юлька научилась признаваться в любви.

Знаете, Наталия, вы смелая...Взять ребенка в такой глубокой психологической травме, да еще и с такой наследственностью...

- "Вы про гены?!" - бодро отвечает Наталия. И дальше мое лицо снова вытягивается. Оказывается, первый ребенок Натальи - 14 летняя девочка Наташа - тоже не родная! Она дочка дальних родственников, из бедной и неблагополучной семьи. Больше десяти лет Наталия воспитывает эту девочку, так и не оформив положенные по закону ежемесячные 12.000 рублей пособия. В моей голове снова знаки вопроса. Наталия отмахивается и говорит только одну фразу: "Проще было не оформлять, хотя, эти деньги, конечно, не помешали бы ". Так вот, эта Наташа выросла вполне адекватной девушкой, без склонности к вредным привычкам своих родителей. Поэтому в роковое влияние генов Наталия не верит.

А родная мать? Есть ли с ней связь? Ведь она единственная из всех заключенных женщин проявила "материнский инстинкт".

У Юльки связь с мамой прочная. Через портрет Ани, который находится в квартире. Юлька часто с этим портретом разговаривает, приносит ему конфеты, читает стихи, целует, а когда сердится, говорит: "Мама, отвернись!" Первое время мама звонила. А сейчас затихла. Наталия не осуждает. Собирается написать Ане очередное письмо и вложить туда новые Юлькины фотографии. За эти полгода девочка сильно изменилась.

Но даже если Аня не ответит, Наталия не исключает, что после освобождения родная мать Юльки захочет увидеть дочь. При лучшем стечении обстоятельств это случится через пару лет. Если же Аню не выпустят условно-досрочно, то встречи с Юлькой ей ждать еще пять лет.

"А почему все называют девочку Юлькой?", - спрашиваю я напоследок. Мне нравится с какой интонацией произносит это имя Наталия. Но все равно, звучит по меньшей мере, необычно. Оказалось, что так "ласково" девочку называли на зоне. Она себя иначе уже и не воспринимает. Поэтому Наталия не стала называть малышку иначе. Так она и будет нести себя - Юлькой - девочкой, которой помогли

В американских тюрьмах стартовали экспериментальные программы по воспитанию детей в стенах тюрьмы. Сторонники утверждают, что в них много пользы как для матерей, так и для детей. Так ли это на самом деле и как живут дети в российских колониях?

С ростом криминализации общества все острее встают вопросы улучшения тюремной системы. Многие из них остаются нерешенными. В частности, нет единого мнения о том, что делать с детьми, чьи матери забеременели незадолго до тюрьмы или во время отбывания срока. Стоит ли разрешать заключенным воспитывать детей, или лучше отдавать их на под опеку родственников или в специальные учреждения?

В США новорожденных детей забирают от матери в течение 48 часов после рождения и отдают их под опеку семьи заключенной или в приют.

Однако несколько лет назад была введена экспериментальная программа, по которой женщинам разрешено воспитывать детей в стенах тюрьмы.

Один из таких случаев - история Дестини Доуд, 22-летней заключенной декатурского коррекционного центра.

Как и большинство беременных женщин, родивших во время отбывания тюремного срока, Доуд должна была отдать новорожденного ребенка на воспитание родственникам.

Однако перед тем, как передать дочь своему отцу, Доуд узнала, что ей предоставили право выбора. Она могла вырастить Жайлин в стенах тюрьмы.

2 июня 2017 года Доуд с ребенком на руках пересекла забор с колючей проволокой и прошла в камеру, где стояла детская кроватка. Табличка на тяжелой стальной двери гласила: «Доуд:Y21214 Ребенок: Жайлин».

Сейчас декатурский коррекционный центр – единственный дом, который малышка видела в течение 11 месяцев своей жизни.

unsplash.com

Программы по воспитанию детей в тюрьме – редкость в Америке. Однако 8 штатов уже открыли подобные учреждения. Смелый эксперимент сейчас вызывает ожесточенные дебаты в обществе.

Сторонники говорят, что такие программы позволяют матерям выстроить важную раннюю связь с детьми, что благотворно влияет на здоровье детей и дает стимул матерям улучшить свою жизнь. Противники считают, что тюрьма – это неподходящее место для детей и что программы могут помешать неизбежному отдалению ребенка от матери, делая его впоследствии более болезненным.

Дестини Доуд и Жайнин - один из десятков экспериментальных случаев.

Сейчас Доуд столкнулась с необходимостью готовиться к возвращению к обычной семейной жизни. В 21 год она отбывает 12-летнее заключение за транспортировку метамфетамина через границу штата Иллинойс. Она лечится от наркозависимости и думает, как построить карьеру, имея только школьный диплом. Ей разрешено отправлять фотографии дочери отцу Жайнин, но он также находится в тюрьме.

Несмотря на это, Доуд говорит, что программа дала ее молодой семье спасательный трос, за который она пытается ухватиться. Доуд, чья собственная мать сидела в тюрьме, когда Дестини была ребенком, намерена сделать все, чтобы третье поколение ее семьи не оказалось за решеткой.

«Она напоминает мне, что у меня есть что-то потрясающее. Что-то, для чего стоит жить», - говорит Доуд, улыбаясь Жайлин в детской комнате Декатура.

Дети за решеткой

Детские комнаты в тюрьмах отличаются от остальных помещений. На стенах - цветные рисунки и портреты детей. Малыши смеются, играют, занимаются гимнастикой. Все это больше напоминает детский сад до того момента, когда охранники начинают обход.

Участницы подобных программ и их дети живут в блоке, который отделен от основного здания тюрьмы. Дом каждой мамы с ребенком - обычная камера, оборудованная детской кроваткой, пеленальным столиком и украшенная яркими картинками.

На камерах нет решеток и на женщин в этом крыле не надевают наручники, поскольку это может вызвать у детей стресс, даже у таких маленьких. Несмотря на это, безопасность остается главным приоритетом.

Камеры установлены над каждой детской кроваткой. Когда ребенок покидает свой блок, всем заключенным отдается приказ перестать двигаться и оставаться на своих местах. Детям разрешено играть за стенами тюрьмы во дворе, в который можно попасть из гимнастической комнаты.

Существуют строгие критерии по отбору участников программы. Женщины должны иметь не более одного нарушения тюремного режима, не связанного с насилием, и, как правило, быть приговорены не более чем к двум годам лишения свободы. Это делается для того, чтобы мать и ребенок не были разлучены и время, которое малыш проводит в тюрьме, приходилось на самые ранние годы. Хотя срок Доуд дольше, чем у большинства женщин в программе, ей могут разрешить провести его часть в наркологическом центре по месту жительства.

unsplash.com

В тюрьме есть специальные служащие, чтобы помогать матерям следить за детьми в течение дня, пока женщины посещают занятия, получают полезные навыки и проходят лечение от наркотической и алкогольной зависимости. К матерям относятся с пониманием, но в то же время не дают поблажек. Служащие контролируют процесс воспитания детей, чтобы женщины не допустили ошибок, так как обычно они не знают основ правильного воспитания. Под руководством волонтеров мамы играют с детьми, читают им книги и общаются.

В первую очередь, программа направлена на помощь заключенным в освоении базовых навыков материнства, поскольку в большинстве случаев их собственные матери ими не владели. Для того чтобы женщины не совершали повторных преступлений, у них должно быть что-то, что будет их останавливать, а именно, их связь с детьми. Смотрители центра дают женщинам инструменты, которые позволят им стать успешными.

Ситуация в России

По данным Федеральной службы исполнения наказаний на 1 мая 2018 года в России в исправительных учреждениях находится 47 502 женщин. При женских колониях имеется 13 домов ребенка: в Мордовии, Москве, Нижнем Новгороде, Саратове, Владимире, Кемерове, Ростовской области, Красноярском крае. В них находится 525 детей. В этих учреждениях проживают беременные женщины и мамы с детьми до трех лет.

Согласно уголовно-исполнительному кодексу, они работают по следующим правилам:

• В доме ребенка могут находиться дети до 3 лет. Матери имеют право общаться с ними в любое свободное от работы время. Также возможно совместное проживание.
• Когда детям исполняется 3 года, то с согласия матери они могут быть переданы на воспитание родственникам или в государственные учреждения.
• Если ребенку исполнилось 3 года, а матери до конца исправительного срока остается меньше года, то срок пребывания ребенка в доме ребенка могут продлить.
• Осужденным беременным женщинам оказывается вся необходимая медицинская помощь.

Однако на практике, эти правила не всегда соблюдаются, отмечают правозащитники.

Фигурантка дела ЮКОСа Светлана Бахмина, которая провела 2, 5 года в колонии отмечала, что жизнь беременных женщин и женщин с маленькими детьми в российских колониях сложная. Беременность не дает им поблажек. Они так же следуют режиму и работают наравне с другими заключенными вплоть до рождения ребенка. Гинеколог приходит в колонию раз в месяц и берет общие анализы. Роды у женщин принимают в наручниках, а ребенка забирают спустя несколько часов после рождения. В течение двух месяцев мать может жить с малышом в доме малютки, затем она должна вернуться к обычному распорядку дня. В результате, материнские чувства ослабевают и женщинам становится сложнее вернуться к обычной жизни, отмечают психологи.

В качестве эксперимента в некоторых российских колониях были введены камеры совместного проживания, но их мало и чтобы получить место, необходимо быть на хорошем счету у администрации.

В начале 2017 года была утверждена дорожная карта , которая предусматривает совместное проживание всех заключенных матерей с детьми к 2021 году.

Также планируется смягчение наказаний для женщин с детьми и даже замену их на общественно полезные работы.

Про женщин, рожающих в местах заключения, что они специально беременеют, чтобы сократить срок пребывания. Я бы хотела развеять этот миф, который существует как на воле, так и в тюрьме. Я сталкивалась с беременными еще в СИЗО, куда они попадали уже будучи в положении. Их беременность никак не облегчала установленную им меру наказания. Помню, в изоляторе была женщина, которая ходила на заседания с огромным животом, будучи уже на восьмом-девятом месяце. Я удивилась: что же нужно было совершить, чтобы тебя заключили на таком сроке беременности. Оказалось, вполне ординарный случай: кража из супермаркета. В итоге она родила в СИЗО, и только через месяц удалось уговорить, чтобы ее выпустили под подписку о невыезде. Я видела в автозаках женщин, которые ездили на суды с младенцами на руках. Испытание непростое: две клетушки, одна женская, другая мужская, в каждой по 30 человек, большинство из которых курит. В московском изоляторе №6 в Печатниках была отдельная камера №216, где содержались мамочки с детьми. Женщина, уезжая на заседание, могла оставить своего ребенка на сокамерниц. В то время, когда я была в СИЗО, гинеколог приходил крайне редко. Вызвать врача для женщины, у которой начинаются схватки, — целая история: тарабанишь в дверь, зовешь, как там говорят «дежурку», просишь ее вызвать доктора. Естественно, его нет, на месте только фельдшер, а если схватки случаются ночью, то говорят «подожди пока». Порой доходило до критических ситуаций: среди ночи просыпаешься от грохота алюминиевых мисок, которыми женщины стучат по решеткам, чтобы привлечь внимание, и кричат: «Срочно врача!» Я знаю несколько случаев, когда женщины рожали в коридоре, не дождавшись помощи. Если врач все же приезжает, то женщину под конвоем везут в специальную двадцатую больницу в Москве, где есть отделение для тех, кто находится под стражей. Рожает она, пристегнутая наручниками, чтобы, видимо, не сбежала во время родов. Через три-четыре часа женщину везут обратно в камеру, а ребенка оставляют на положенные несколько дней в гражданской больнице. Дай Бог, чтобы у мамы за это время не пропало молоко. Из больницы ребеночка привозят к маме, и их селят в отдельную камеру, где кроме железных кроватей стоят еще и детские. Там я впервые увидела детей, которые спокойно спят под невероятный шум железных дверей. Невозможно передать этот лязгающий звук. Ты сама непроизвольно дергаешься от этого, а они спят беспробудным сном. У этих детишек такое же расписание, как и у их мам: утром проверка, вечером проверка, обед по расписанию. Родивших в СИЗО женщин отправляют уже в колонию, где есть дом ребенка. Их в стране тринадцать, в них содержится около 700 детей.

Вообще для колонии беременные женщины — явление необычное. В основном там все брошенные: кто-то был замужем, но развелся, к кому-то не могут приезжать по финансовым причинам — не у всех есть деньги на билет. У многих не то что свиданий нет, посылок-то не получают. Поэтому забеременеть там могут только те, к кому приезжают мужья на длительные свидания.

Когда я узнала, что беременна, то, конечно, испытала шок, но вопрос, оставлять ли ребенка, даже не стоял. Наверное, меня спасало то, что это был не первенец. Надеялась на свое здоровье и крестьянские корни: представляла, что по уровню условий это будет как в поле в деревне. Не могу сказать, что отношение в колонии ко мне сильно изменилось. Пожалуй, это вызвало дополнительный интерес: я в принципе была не стандартным «клиентом» этого учреждения, а тут еще и такое событие. Прямо меня никто не осуждал, но и жизнь мою никто не облегчил: в 6 подъем, в 10 отбой, в течение дня ни присесть, ни прилечь, рожавшие женщины поймут, что это значит. Прежде всего это тяжело морально, ты постоянно беспокоишься о здоровье ребенка.

Как правило, когда обнаруживают беременность, женщину отправляют в ту колонию, где есть дом малютки, чтобы сразу после рождения туда его забрать. Моя ситуация не совсем стандартна: я не рожала в самой колонии. Примерно за месяц до родов меня перевели в ЛПУ — лечебно-профилактическое учреждение. Первые серьезные анализы, УЗИ мне сделали уже там, когда я была на восьмом месяце. Быть может, врачи и хотели мне помочь раньше, но такой возможности не было: максимум раз в месяц приезжал на зону гинеколог, делали общие анализы крови, мочи. Слава Богу, у меня не было проблем, в противном случае как-то помочь очень тяжело. Само ЛПУ выглядит достаточно забавно, у меня возникли ассоциации с Чеховым, с его описаниями приходских больниц XIX века. Небольшой домик, почти деревенская мазанка, где одна половина — гинекологическое отделение, вторая — родильное. Отделение — это громко сказано: маленькая комнатка, на стенах висят древние щипцы. Пока я там лежала, родили восемь женщин. Один случай сильно врезался мне в память. Девушка-наркоманка родила недоношенную девочку. Врачи удивлялись силе воли ребенка: по всем показателям она не должна была родиться живой, но ребенок еще часов пять боролся за жизнь. Я часто задаю себе вопрос: выжила бы эта девочка, если бы родилась в нормальных условиях? Врачи там опытные, отработавшие в таких условиях по тридцать лет. Все, что можно сделать руками, они делают. Этот роддом при колонии был первым, где принимали роды у ВИЧ-инфицированных. Сейчас это уже не редкость: у нас в СИЗО была ВИЧ-инфицированная мама с ребенком. Мамочки меня поразили: ясно, что это соответствующий контингент, но в моем понимании женщины, готовящиеся к рождению детей, прекрасные, умиротворенные, а не курящие «Приму» или «Яву». При этом я не могу сказать, что они были плохими матерями, все равно старались ухаживать за детишками.

Если нет никаких осложнений, то примерно через пять дней ребеночка и маму везут обратно в колонию, при этом ребенка на скорой помощи, а маму — в автозаке. Иногда происходит разрыв: когда ребеночку нужен дополнительный медицинский уход, его отвозят в гражданскую больницу, а маму все равно отправляют в колонию.

Пожалуй, одна из главных проблем — нарушение связи с ребенком: не знаю, какова здесь «заслуга» пенитенциарной системы. Мама живет с ребенком месяц или максимум два в доме малютки, а дальше она возвращается обратно в отряд и может посещать ребенка в обед и вечером на час. Разумеется, ни о каком кормлении речи не идет. В принципе она может кормить и после возвращения в отряд, но физиологически это сложно: процесс образования молока требует постоянного кормления, нужно сцеживаться, а для этого нет гигиенических условий. Моешься-то раз в неделю, туалет на улице. Поэтому, как правило, кормление прекращается через два месяца. Из-за этого разрыва с ребенком происходит самое страшное: постепенно материнские чувства притупляются. Несколько лет назад ввели такой эксперимент: сделали несколько комнат совместного проживания, где ребенок может жить, как дома, с мамой. Таких комнат очень мало, чтобы туда попасть, нужно быть на хорошем счету у администрации, что не всегда зависит от хорошего поведения заключенной. Когда в доме малютки находится 50 детей, а таких комнат 10, очевидно, что места хватит не всем.

Когда ребенку исполняется три года, его отправляют в детский дом. Иногда делают поблажку: оставляют еще на полгода, если мама должна выйти в течение этого времени. По закону существует некая возможность встречаться с ребенком в детском доме, но в реальности его администрация не хочет брать на себя обузу возить ребенка к маме, а у нее, соответственно, тоже нет такой возможности. Поэтому дети остаются одни именно в том возрасте, когда им так нужна мама.

Есть еще один важный вопрос: в нашей стране не существует системы реабилитации осужденных. Когда ты выходишь, тебе дают 700 рублей, чтобы доехать до дома, даже плацкарт до Москвы стоит дороже. Если у тебя нет родных и близких, у тебя есть только одна возможность — откладывать с зарплаты, которую ты там получаешь. На тот момент, когда я там была, зарплата швеи составляла 500-600 рублей в месяц. Сейчас вроде около двух тысяч. Очень часто бывает, что, выйдя с зоны, женщины теряют квартиры: предприимчивые родственники, «пользуясь случаем», каким-то образом их отнимают. Выйдя из колонии, женщины мало того что не имеют условий для собственной реабилитации, так еще и с ребенком на руках. Неудивительно, что порой некоторые мамочки бросают своих детей на вокзале. Законный выход для освободившейся матери без родных только один — отдать ребенка в детский дом, где можно навещать его на выходных, а самой в это время пытаться найти работу.

Конечно, в колониях разрешены аборты. Тем не менее я знаю, что даже там врачи отговаривали женщин от этого. Если врач видит, что у женщины есть шанс вернуться к нормальной жизни после выхода, то советует родить и потерпеть.

Недавно я была в нескольких тюрьмах в Дании. Невероятно, но у них тюрьма открытого типа без забора, потому что считается, что люди сознательные и не будут бежать, а тех, кому это удалось, все равно рано или поздно поймают. А директор тюрьмы похож на профессора университета: интеллигентный, открытый, ничего не скрывает. Самое главное, там заботятся о том, чтобы человек не выпал из социальной среды: заключенные сами себе готовят, стирают в машинке. Я, например, вышла и забыла, как морковку чистить, потому что ты забываешь, что и как в реальной жизни происходит.

Беременную женщину в Дании сажают только за очень серьезное преступление. Власти предпочитают денежные штрафы. Если женщина все же оказалась в тюрьме, то рожает она все равно в гражданской клинике, находясь там столько, сколько нужно. Только через восемь месяцев женщина идет работать, а ребенок, если его не забрали родственники, находится в детском саду. Утром приезжает такси, забирает малыша и отвозит в обычный муниципальный детский сад, вечером привозит обратно к маме. Меня потрясло такое простое решение этой проблемы. Дети нормально развиваются, социализируются, несмотря на то что мама в тюрьме.