Все родом из детства. Все мы родом из детства

Случай давний-предавний, но почему-то он все еще тревожит меня – что-то в нем, по всей видимости, до сих пор остается для меня неясным. И мне отчего-то важно и интересно, каким увидят его нынешние читатели.

Школа, в которой я училась, была вызывающе дворовой. В том числе и по уровню образования, как я теперь понимаю, – надо бы хуже, да некуда. Но мне в ней было вполне комфортно и все нравилось. К десятому классу я оказалась практически недосягаема для критики учителей, так как очень хорошо училась (в нашей школе это было нетрудно) и активно занималась «общественной работой». Что они могли мне предъявить? Фактически ничего. Однажды классная руководительница сказала мне, что мои длинные и действительно отвратительные ногти, накрашенные бесцветным лаком за 17 копеек, в котором была растворена красная паста из шариковой ручки (другого лака в то время купить было нельзя), не сочетаются с образом комсомолки, чей портрет висит на школьной доске почета под заголовком «На них мы равняемся». Я кротко согласилась, встала на скамейку, вытащила свою фотографию (она мне все равно не нравилась) из специального кармашка и со словами: «Пусть не равняются, не очень-то и хотелось» – порвала ее на мелкие клочки.

Но наша учительница литературы была, можно сказать, передовой по тем, «застойным» временам. Она не любила Маяковского и частенько упоминала на уроках не включенные в программу литературные произведения.

На том уроке мы проходили «Алые паруса» А. Грина. Никаких дискуссий сквозная тема повести не вызывала. Мои одноклассники и особенно одноклассницы охотно и согласно говорили о романтической Ассоль, душевно и телесно не подвластной окружающей ее скучной и некрасивой атмосфере рыбачьего поселка. А рыбачки, мерзкие и тусклоглазые, еще и смеются над ней… Разумеется, прекрасная девушка заслужила ожидавшую ее награду – алые паруса приплывут к тем, кто ждет и верит!

Я долго сидела, задумавшись, потом подняла руку.

– Ее отец делает и продает игрушки, – сказала я. – Они живут вдвоем, и ей, по сути, не нужно вести хозяйство, как приходится остальным. К ее порогу не привозят дурно пахнущие рыбачьи сети, которые каждый день по несколько часов нужно разбирать руками. А ведь тем, другим женщинам эту рыбу потом нужно продать, или засолить, или высушить. И всё в их доме, и их платья, волосы, руки – всё пахнет гниющими водорослями и рыбьими внутренностями. А еще нужно носить воду, стирать вонючую одежду мужчин-рыбаков, мыть полы, чистить, потрошить и жарить ту же самую рыбу на обед, завтрак и ужин… Ах, Марья Петровна, вы призываете нас презирать гриновских «толстоногих рыбачек» за их некрасивость и неромантичность? А кто же мы сами? Кто вы? Ребята, да взгляните же получше! Вы просто слепы, вас водят на веревочке, вы повторяете раз за разом то, чего от вас ждут… Но зачем нам презирать самих себя?!

Учительница молчала. Класс тоже сначала замер, не очень-то понимая, с чего я, собственно, завелась. Мне Ассоль не нравится? Нравятся «толстоногие рыбачки»? С чего бы это?

Но довольно скоро одноклассники почуяли отчетливый дымок оппозиции, «подросткового бунта».

«Да какая разница, кто там с чем не согласен! Всё не так, как нам, молодым павианам, говорят старшие, – вот в чем дело!»

– Да, Мурашова права! – встал мой одноклассник, чемпион района по самбо. – У них жизнь по-настоящему тяжелая, а ей вольно́ же придуриваться…

– Действительно! – сказала с первой парты тщедушная, невзрачная троечница. – Почему всегда всё только красивым? Это нечестно!

– И Грей эти деньги вообще не заработал!

– А она сама-то хоть раз в жизни кому-нибудь по-настоящему помогла?

Мы жили и росли в пролетарском районе – Конный рынок, коммуналки, проходные дворы-колодцы, путаница Советских (бывших Рождественских) улиц… Классовая солидарность полезла изо всех щелей. Всем было жалко толстоногих рыбачек и их тяжело работающих рыбаков. В классе уже как будто витал рыбный запах. Все кричали разом. Меня почти видели на броневике…

– Замолчите все! – громко сказала учительница и встала из-за стола.

Все замолчали. Не потому что испугались – всем было просто интересно, что она теперь скажет. Одна – против стада молодых павианчиков, уверенных в своей правоте.

– Что ж вам сказать, дорогие мои… Вот она, – учительница указала на меня рукой, – очень ловко развела вас всех. Мы говорили о чудесной повести, и вы почти видели алые паруса, они почти вошли в вашу жизнь. Но она вернула вас в вонючий поселок, заставила вас жалеть… кого? Выдуманных писателем Грином людей? Да конечно же нет – себя! Таких, какие вы есть и какими, скорее всего, станете. Вот вы тут орете, возмущаетесь, практически сорвали мне урок… а ради чего? Ради ее обмана?

– В чем же обман? – мрачно насупившись, спросил самбист.

– Да в том, дорогие мои, что она как раз и есть та самая Ассоль. Она-то, хитрая лиса, которая сейчас вас на весь этот крик подняла, теперь, заметьте, уже давно молчит… А пройдет еще совсем немного времени, и она уйдет куда-нибудь совсем далеко отсюда, от вас, от этой школы – в свою биологию, литературу, науку, экспедиции, к своим алым парусам, а вы… на такие дешевые вещи ведетесь… Эх, вы…

Самбист молчал, сжимая огромные кулаки и пытаясь осознать сказанное. Тяжело молчали и все остальные.

Я, вскочив с места, сверлила глазами учительницу, но не знала, что ответить. В общей тишине, громко хлопнув крышкой парты, выбежала из класса. Почти сразу мне вслед прозвенел звонок.

Мои одноклассники тут же вытряхнули из памяти этот случай, как собаки, вышедшие из реки, стряхивают воду из шерсти. Я осталась с ощущением оглушительного поражения – помню его до сих пор – и так и не поняла до конца: были ли там, тогда, правые и виноватые? И что это вообще было?

Время без десяти пять. Предыдущая семья, оформлявшая ребенка в садик, получила у меня свою справку и, выяснив заодно, как подготовить малыша к тому, что через полгода у него родится братик или сестричка, благополучно отбыла. Высовываюсь в коридор:

– Товарищи, есть кто ко мне?

Как всегда, симпатизирующие улыбки наличных бабушек (от моего обращения им вспомнилась молодость, которая всегда хороша). Невысокая женщина с сероватым лицом, вытянувшись, стоит у стены.

– Да, мы. Дочка сейчас придет, она услышала, она в холле, там у вас много цветов, она их исследует. – И сразу же, как будто в ответ на мое непрозвучавшее обвинение: – Она большая, ей четырнадцать. – И почти умоляюще: – Вы только ничему не удивляйтесь!

Я кивнула, подумав при этом: «Интересно, остались ли еще на свете какие-нибудь подростковые выкрутасы, которые могли бы меня удивить?»

За углом послышался ритмичный стук, и вот уже к моему кабинету вдоль стены бодро, высоко подняв треугольное личико, двинулась худенькая голенастая девочка с белой тростью.

«Притворяется, – со смятенной надеждой подумала я. – Это и есть то, о чем мать предупреждала. Но откуда тогда белая трость?»

Увы, Арина действительно оказалась слепой. Родилась с какими-то остатками зрения. Окончательно ослепла почти в два года.

– Ты помнишь, как видела? – спрашиваю я, мысленно составляя обширный реестр проблем, которые могут в нашем мире возникнуть у слепой четырнадцатилетней девочки-подростка и ее семьи.

– Да, конечно! – радостно говорит Арина. – Помню! Птица с разноцветным хвостом. Радуга! Жар-птица! – И тут же спрашивает сама: – А вот вы что подумали, как только меня увидели?

«Хороший психологический ход, – отмечаю я. – Сразу занимает доминирующую позицию в разговоре».

– Это правда, – кивает мать. – Птица над ее кроваткой висела. Типа гобелена… Не обращайте внимания – она у всех так спрашивает, специально, чтобы смутить.

Все мы родом из детства…

Эти слова, принадлежащие знаменитому французскому летчику, писателю, философу Антуану Экзюпери, давно стали крылатым выражением. В них заключена глубокая правда, ведь все, что все, что мы берем с собой во взрослую жизнь, было обретено нами в детские годы.
Детство – не только самый уютный уголок души, где живут светлые воспоминания, это еще и прочный фундамент, на котором строится вся дальнейшая жизнь и судьба человека. С высоты прожитых лет и жизненных испытаний детские годы многим из нас кажутся маленьким раем, когда исполнялись все мечты и желания.
Но зачастую мы забываем о том, что взросление – это тоже работа. Это становление характера, это опыт, «сын ошибок трудных». Как легко мы забываются синяки и шишки, набитые на коленках! Но душевные обиды и психологические травмы, полученные в детстве, остаются с нами на всю жизнь.
Именно поэтому очень важно, чтобы в момент взросления рядом с маленьким человеком были добрые, мудрые и любящие взрослые.
Воспитать человека! Всего два слова, но за ними целенаправленный, повседневный, порой невидимый труд – труд родителей, наставников, педагогов.
Мне выпало настоящее счастье – быть рядом со своими воспитанниками в самый интересный период их жизни, период дошкольного детства. В этом возрасте дети открыты и непосредственны, они каждый день готовы к познанию нового.
За период с 3-х до 5-ти лет ребенок совершает огромный скачок в своем развитии. Как говорил Корней Чуковский в знаменитой книге «От 2-х до 5-ти», «ребенок – это великий труженик». Освоение родного языка, становление социального поведения, выработка основных навыков самообслуживания, развитие моторики… Ребенок этого возраста получает основной багаж знаний, накопленный человечеством за тысячелетнюю историю!
В этот период важно помнить, что природа создала каждого человека уникальным, и каждый ребёнок от рождения имеет свои достоинства и недостатки. Как не бывает как полностью положительных и идеальных детей, так не бывает и детей, состоящих из одних недостатков. Я убеждена, что в каждом ребёнке можно что-то развить, а что-то сгладить, сделать менее заметным.
Главное – любить малыша, быть внимательным и чутким к нему. Важно чаще улыбаться ребёнку, обнимать его, активно слушать и слышать, помогать, если он просит о помощи, и давать возможность проявить самостоятельность.
Это самое ценное, что мы можем дать нашим детям. Конечно, от всех бед не убережешь, но как хочется, чтобы такие понятия, как любовь, защищенность и уверенность в своих силах пришли в их жизнь из сказочной страны под названием «Детство»!

Скачать:


Предварительный просмотр:

Все мы родом из детства…

Эти слова, принадлежащие знаменитому французскому летчику, писателю, философу Антуану Экзюпери, давно стали крылатым выражением. В них заключена глубокая правда, ведь все, что все, что мы берем с собой во взрослую жизнь, было обретено нами в детские годы.
Детство – не только самый уютный уголок души, где живут светлые воспоминания, это еще и прочный фундамент, на котором строится вся дальнейшая жизнь и судьба человека. С высоты прожитых лет и жизненных испытаний детские годы многим из нас кажутся маленьким раем, когда исполнялись все мечты и желания.
Но зачастую мы забываем о том, что взросление – это тоже работа. Это становление характера, это опыт, «сын ошибок трудных». Как легко мы забываются синяки и шишки, набитые на коленках! Но душевные обиды и психологические травмы, полученные в детстве, остаются с нами на всю жизнь.
Именно поэтому очень важно, чтобы в момент взросления рядом с маленьким человеком были добрые, мудрые и любящие взрослые.
Воспитать человека! Всего два слова, но за ними целенаправленный, повседневный, порой невидимый труд – труд родителей, наставников, педагогов.
Мне выпало настоящее счастье – быть рядом со своими воспитанниками в самый интересный период их жизни, период дошкольного детства. В этом возрасте дети открыты и непосредственны, они каждый день готовы к познанию нового.
За период с 3-х до 5-ти лет ребенок совершает огромный скачок в своем развитии. Как говорил Корней Чуковский в знаменитой книге «От 2-х до 5-ти», «ребенок – это великий труженик». Освоение родного языка, становление социального поведения, выработка основных навыков самообслуживания, развитие моторики… Ребенок этого возраста получает основной багаж знаний, накопленный человечеством за тысячелетнюю историю!
В этот период важно помнить, что природа создала каждого человека уникальным, и каждый ребёнок от рождения имеет свои достоинства и недостатки. Как не бывает как полностью положительных и идеальных детей, так не бывает и детей, состоящих из одних недостатков. Я убеждена, что в каждом ребёнке можно что-то развить, а что-то сгладить, сделать менее заметным.
Главное – любить малыша, быть внимательным и чутким к нему. Важно чаще улыбаться ребёнку, обнимать его, активно слушать и слышать, помогать, если он просит о помощи, и давать возможность проявить самостоятельность.
Это самое ценное, что мы можем дать нашим детям. Конечно, от всех бед не убережешь, но как хочется, чтобы такие понятия, как любовь, защищенность и уверенность в своих силах пришли в их жизнь из сказочной страны под названием «Детство»!

© Мурашова Е. В., 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2015

* * *

Алые паруса

Случай давний-предавний, но почему-то он все еще тревожит меня – что-то в нем, по всей видимости, до сих пор остается для меня неясным. И мне отчего-то важно и интересно, каким увидят его нынешние читатели.

Школа, в которой я училась, была вызывающе дворовой. В том числе и по уровню образования, как я теперь понимаю, – надо бы хуже, да некуда. Но мне в ней было вполне комфортно и все нравилось. К десятому классу я оказалась практически недосягаема для критики учителей, так как очень хорошо училась (в нашей школе это было нетрудно) и активно занималась «общественной работой». Что они могли мне предъявить? Фактически ничего. Однажды классная руководительница сказала мне, что мои длинные и действительно отвратительные ногти, накрашенные бесцветным лаком за 17 копеек, в котором была растворена красная паста из шариковой ручки (другого лака в то время купить было нельзя), не сочетаются с образом комсомолки, чей портрет висит на школьной доске почета под заголовком «На них мы равняемся». Я кротко согласилась, встала на скамейку, вытащила свою фотографию (она мне все равно не нравилась) из специального кармашка и со словами: «Пусть не равняются, не очень-то и хотелось» – порвала ее на мелкие клочки.

Но наша учительница литературы была, можно сказать, передовой по тем, «застойным» временам. Она не любила Маяковского и частенько упоминала на уроках не включенные в программу литературные произведения.

На том уроке мы проходили «Алые паруса» А. Грина. Никаких дискуссий сквозная тема повести не вызывала. Мои одноклассники и особенно одноклассницы охотно и согласно говорили о романтической Ассоль, душевно и телесно не подвластной окружающей ее скучной и некрасивой атмосфере рыбачьего поселка. А рыбачки, мерзкие и тусклоглазые, еще и смеются над ней… Разумеется, прекрасная девушка заслужила ожидавшую ее награду – алые паруса приплывут к тем, кто ждет и верит!

Я долго сидела, задумавшись, потом подняла руку.

– Ее отец делает и продает игрушки, – сказала я. – Они живут вдвоем, и ей, по сути, не нужно вести хозяйство, как приходится остальным. К ее порогу не привозят дурно пахнущие рыбачьи сети, которые каждый день по несколько часов нужно разбирать руками. А ведь тем, другим женщинам эту рыбу потом нужно продать, или засолить, или высушить. И всё в их доме, и их платья, волосы, руки – всё пахнет гниющими водорослями и рыбьими внутренностями. А еще нужно носить воду, стирать вонючую одежду мужчин-рыбаков, мыть полы, чистить, потрошить и жарить ту же самую рыбу на обед, завтрак и ужин… Ах, Марья Петровна, вы призываете нас презирать гриновских «толстоногих рыбачек» за их некрасивость и неромантичность? А кто же мы сами? Кто вы? Ребята, да взгляните же получше! Вы просто слепы, вас водят на веревочке, вы повторяете раз за разом то, чего от вас ждут… Но зачем нам презирать самих себя?!

Учительница молчала.

Класс тоже сначала замер, не очень-то понимая, с чего я, собственно, завелась. Мне Ассоль не нравится? Нравятся «толстоногие рыбачки»? С чего бы это?

Но довольно скоро одноклассники почуяли отчетливый дымок оппозиции, «подросткового бунта».

«Да какая разница, кто там с чем не согласен! Всё не так, как нам, молодым павианам, говорят старшие, – вот в чем дело!»

– Да, Мурашова права! – встал мой одноклассник, чемпион района по самбо. – У них жизнь по-настоящему тяжелая, а ей вольно? же придуриваться…

– Действительно! – сказала с первой парты тщедушная, невзрачная троечница. – Почему всегда всё только красивым? Это нечестно!

– И Грей эти деньги вообще не заработал!

– А она сама-то хоть раз в жизни кому-нибудь по-настоящему помогла?

Мы жили и росли в пролетарском районе – Конный рынок, коммуналки, проходные дворы-колодцы, путаница Советских (бывших Рождественских) улиц… Классовая солидарность полезла изо всех щелей. Всем было жалко толстоногих рыбачек и их тяжело работающих рыбаков. В классе уже как будто витал рыбный запах. Все кричали разом. Меня почти видели на броневике…

– Замолчите все! – громко сказала учительница и встала из-за стола.

Все замолчали. Не потому что испугались – всем было просто интересно, что она теперь скажет. Одна – против стада молодых павианчиков, уверенных в своей правоте.

– Что ж вам сказать, дорогие мои… Вот она, – учительница указала на меня рукой, – очень ловко развела вас всех. Мы говорили о чудесной повести, и вы почти видели алые паруса, они почти вошли в вашу жизнь. Но она вернула вас в вонючий поселок, заставила вас жалеть… кого? Выдуманных писателем Грином людей? Да конечно же нет – себя! Таких, какие вы есть и какими, скорее всего, станете. Вот вы тут орете, возмущаетесь, практически сорвали мне урок… а ради чего? Ради ее обмана?

– В чем же обман? – мрачно насупившись, спросил самбист.

– Да в том, дорогие мои, что она как раз и есть та самая Ассоль. Она-то, хитрая лиса, которая сейчас вас на весь этот крик подняла, теперь, заметьте, уже давно молчит… А пройдет еще совсем немного времени, и она уйдет куда-нибудь совсем далеко отсюда, от вас, от этой школы – в свою биологию, литературу, науку, экспедиции, к своим алым парусам, а вы… на такие дешевые вещи ведетесь… Эх, вы…

Самбист молчал, сжимая огромные кулаки и пытаясь осознать сказанное. Тяжело молчали и все остальные.

Я, вскочив с места, сверлила глазами учительницу, но не знала, что ответить. В общей тишине, громко хлопнув крышкой парты, выбежала из класса. Почти сразу мне вслед прозвенел звонок.

Мои одноклассники тут же вытряхнули из памяти этот случай, как собаки, вышедшие из реки, стряхивают воду из шерсти. Я осталась с ощущением оглушительного поражения – помню его до сих пор – и так и не поняла до конца: были ли там, тогда, правые и виноватые? И что это вообще было?

Бродяга

Время без десяти пять. Предыдущая семья, оформлявшая ребенка в садик, получила у меня свою справку и, выяснив заодно, как подготовить малыша к тому, что через полгода у него родится братик или сестричка, благополучно отбыла. Высовываюсь в коридор:

– Товарищи, есть кто ко мне?

Как всегда, симпатизирующие улыбки наличных бабушек (от моего обращения им вспомнилась молодость, которая всегда хороша). Невысокая женщина с сероватым лицом, вытянувшись, стоит у стены.

– Да, мы. Дочка сейчас придет, она услышала, она в холле, там у вас много цветов, она их исследует. – И сразу же, как будто в ответ на мое непрозвучавшее обвинение: – Она большая, ей четырнадцать. – И почти умоляюще: – Вы только ничему не удивляйтесь!

Я кивнула, подумав при этом: «Интересно, остались ли еще на свете какие-нибудь подростковые выкрутасы, которые могли бы меня удивить?»

За углом послышался ритмичный стук, и вот уже к моему кабинету вдоль стены бодро, высоко подняв треугольное личико, двинулась худенькая голенастая девочка с белой тростью.

«Притворяется, – со смятенной надеждой подумала я. – Это и есть то, о чем мать предупреждала. Но откуда тогда белая трость?»

Увы, Арина действительно оказалась слепой. Родилась с какими-то остатками зрения. Окончательно ослепла почти в два года.

– Ты помнишь, как видела? – спрашиваю я, мысленно составляя обширный реестр проблем, которые могут в нашем мире возникнуть у слепой четырнадцатилетней девочки-подростка и ее семьи.

– Да, конечно! – радостно говорит Арина. – Помню! Птица с разноцветным хвостом. Радуга! Жар-птица! – И тут же спрашивает сама: – А вот вы что подумали, как только меня увидели?

«Хороший психологический ход, – отмечаю я. – Сразу занимает доминирующую позицию в разговоре».

– Это правда, – кивает мать. – Птица над ее кроваткой висела. Типа гобелена… Не обращайте внимания – она у всех так спрашивает, специально, чтобы смутить.

Надо было ответить на Аринин вопрос.

– …Знаешь, я вспомнила, как мне в конце третьего класса за хорошую учебу на пионерском собрании вручили грамоту и книжку Короленко «Слепой музыкант».

– Ага, я читала. Фигня, – откликнулась Арина. – И я спрашиваю не затем, чтобы смутить, не верьте! Я коллекцию собираю: восемь соврут, а двое – вот как вы – все-таки правду скажут. Мне же надо знать.

Я пытаюсь сформулировать вопрос, избегая слова «проблема»: «Что привело вас ко мне?», «В чем причина вашего обращения?..», – отметаю всё и продолжаю чувствовать существенный напряг. Понимаю, что непосредственная Арина вполне может выпалить: «В чем проблема? Да в том, что я, в отличие от других, ни черта не вижу!» И что я скажу в ответ? У меня нет опыта работы со слепыми детьми, я могу наделать ошибок…

– Понимаете, меня волнуют отношения между сестрами, и еще очень съехала учеба, – на удивление тривиально (что вызывает у меня вздох облегчения) начинает мать, но Арина опять все портит, выпаливая почти торжествующе:

– А я на учете в детской комнате милиции состою!

– Как же это?! – искренне удивляюсь я.

– Побеги, – вздыхает мать. – Первый раз ушла прямо из дома в восемь лет. Потом из школы, из магазина, отовсюду… Люди ее находили, возвращали, вызывали милицию, скорую помощь, но потом она научилась так убедительно врать, манипулировать, что наоборот… Однажды «добрые люди» довезли ее до Пскова, где якобы жила ее бабушка. Другой раз она сама уехала в Приозерск и там бродила по берегу Вуоксы, почти уплыла на остров с какими-то байдарочниками… Я за два года полностью поседела…

– Представляю себе, как вы нервничаете, когда дочь исчезает, и какие опасности и исходы вам представляются, но не очень понимаю, как Арина так свободно перемещается по незнакомым местам…

– И ничего сложного! – воскликнула Арина. – Я же только не вижу, а слышать-то, щупать, нюхать и соображать могу получше многих. И машины слышу за километр. А менты, конечно, не хотели меня на учет, инвалид потому что, – хохотнула девочка. – Так я их… гм… убедила…

– Она сгребла все, что было на столе, и швырнула в лицо дежурному офицеру, – мертвым голосом сообщила мать.

– А вторая сестра?

– Ире одиннадцать, и она сестру ненавидит, говорит, что все всегда занимаются только «этой уродкой», а ей никогда ничего не достается, – мать явно решила отбросить всяческую дипломатию. – Когда Арина недавно исчезла в очередной раз, Ирина сказала: «Хоть бы ее уже скорее машина задавила, все бы поплакали, успокоились, и мы зажили бы наконец нормальной семьей». Представляете, что я чувствовала?

– Да уж… Арина, а ты как к сестре относишься?

– Да нормально, она ведь права, по сути-то… – пожала плечами Арина. – Мы с ней похожи вообще-то, я ей сто раз предлагала: давай вместе сбежим, ты-то видишь все, с тобой мы вообще до Москвы доедем или даже до Самары (у нас там настоящая бабушка живет), а она говорит: отвяжись, уродка! Я и родителям сто раз говорила: отстаньте от меня, плюньте, меня не вылечить и не исправить, занимайтесь Иркой. Она дура маленькая, ей же обидно…

Мать закрыла лицо руками, а я спросила:

– Слушай, Арина, а деньги? Ведь до Самары доехать и прочее – это же даже слепому инвалиду денег стоит? Дома воруешь?

– Она просит милостыню в переходах и в поездах, – не отнимая рук от лица, сказала мать. – Иногда за долю нанимает вокзальных мальчишек себе в «проводники», иногда справляется сама. Если у нее уже есть план и нужно заработать побольше, берет из дома скрипку…

– Ты играешь на скрипке?

– Конечно, четыре года оттрубила. Из нас же из всех пытаются «слепых музыкантов» сделать, – усмехнулась Арина. – Так я пару десятков жалостливых песенок наизусть выучила и забила на это. Мне хватает. «Сулико» вот мой учитель на скрипку переложил, она хорошо идет, много подают…

– Мы потом узнали: она откровенно сообщила молодому преподавателю, что будет, когда подрастет, играть в переходах, и он пошел ей навстречу в плане репертуара, ведь только так можно было заставить ее заниматься…

Я уже смеялась, мое напряжение полностью исчезло. Мне нравилась Арина, у нее явно не было никаких проблем, и я готовилась работать с матерью уже в интересах Иры…

– Арина, выйди и посиди в предбаннике! – резко сказала мать.

Я ожидала протеста.

– Я пойду на третий этаж, – неожиданно покладисто согласилась Арина. – Там, я слышала, пианино стоит (пианино из зала лечебной физкультуры действительно вынесли в коридор на время ремонта). И гляди, мам: зато я денег на шмотки никогда не прошу и в компе не зависаю – выгода, а?

– Вы уже на ее стороне, – почти обвиняюще сказала мать. – Так со всеми! Она всех использует, а потом бросает. В школе – так же. Она почти не учится, хотя могла бы. Что у нее внутри? Темно, как перед ее глазами? Мне страшно. Она дома изготовила куклу из папиных джинсов, моего свитера, шапки, набила тряпками и всю исколола охотничьим ножом. В школе уговорила одноклассника принести из дома пневматический пистолет и с ним, а еще со своей подружкой (и мальчик, и девочка – слабовидящие, но в сильных очках все-таки видят!) пошли на пустырь – учиться стрелять.

– Но как же может прицелиться слепая девочка?!

– Они бегали вокруг, кричали и прятались, она стреляла на звук, а они потом смотрели, куда она попала. Вы представляете, чем это было чревато? Всем, я подчеркиваю – всем пятнадцати детям в классе родители категорически запретили с ней водиться… Я не маленькая и глупая Ира, но иногда я сама думаю о ужасном, а потом мне хочется наглотаться таблеток и…

– Если Арина согласится, пускай она ко мне походит, – перебила ее я. – Я сама у нее спрошу…

На третьем этаже Арина двумя руками выбивала из старенького пианино очень приблизительный мотив и фальшиво горланила:

– Арлекино! Арлекино! Трудно быть смешным для всех! Арлекино! Арлекино! Есть одна награда – смех!

Окружившие девочку малыши смеялись, их мамы отводили взгляды, из ближайшего кабинета выглянула, желая прекратить безобразие, медсестра, но увидела белую трость, которую тянул по полу один из малышей, и спряталась обратно.

– Манипуляторша фигова! – рявкнула я, с треском захлопывая крышку пианино. Арина, как я и ожидала, успела отдернуть пальцы. – Тут, между прочим, люди работают, детей лечат! Им сосредоточенность нужна!

– Простите, пожалуйста, я больше не буду, – вежливо сказала Арина и сделала хватающее движение рукой. Мама малыша поспешно отобрала трость у сына и вложила в ее пальцы.

* * *

Почему-то мы начали с профориентации.

– Да вы же слышали: у меня вообще музыкального слуха нет. Так что «слепого музыканта» из меня точно не выйдет…

– С твоей бешеной энергетикой я бы подумала о спорте. Знаешь, Паралимпийские игры…

– Шоу уродов. Нафиг! Вот если бы я могла биатлоном, стрельбой… Знаете, я по готовой лыжне очень неплохо еду. Там же тоже палки, привычно. Но мне скучно, я, понимаете, с горок люблю… А вот когда об дерево башкой стукнусь, искры вижу. Верите?

– Даже и не знаю. Но есть еще медицинские вещи и около того. Говорят, у слепых людей идет гиперкомпенсация по другим каналам, вплоть до экстрасенсорики…

– Шоу шарлатанов. Нафиг! Да, я умею вид делать… могу кого хочешь предсказаниями запугать, и карты у меня меченые есть… ну и в реале, конечно, – массаж. Мне даже Ирка дается, когда у нее голова или зуб болит…

– Вот видишь… – начала я и осеклась.

– Вижу! – рассмеялась Арина. – Так и вижу, как стою в этом массажном кабинете, пока не сдохну. Нет уж!

– Так кем же ты хочешь стать? – преодолевая внутреннее сопротивление, спросила я.

– Путешественником! – тут же ответила Арина. – Ведь столько всего интересного в мире! Увидеть я не смогу, а услышать, понюхать, узнать, потрогать? Моя мечта – за границей побывать, родители не везут, хоть я их и умоляла.

– Но как же?

– Потребности у меня маленькие, мир большой, спешить мне некуда, люди помогут, они любят помогать, если им сказать как…

– Люди бывают разные.

– Конечно. От плохих я отобьюсь, от инвалида же никто отпора не ожидает…

Я вдруг поняла, про что было то истыканное ножом чучело.

– А тот милиционер, в которого все полетело? – спросила я.

– Он сказал: «У милиции поважнее дела есть, чем вашу идиотку все время ловить. А если вы с ней сами справиться не можете, так отдайте ее в интернат какой-нибудь, есть же наверняка такие, чтобы для общей дефективности…» А если даже и не отобьюсь когда, так что же? Зато жизнь повидала…

* * *

– Не сражайтесь с ней, – попросила я мать Арины. – Мое вам первое задание, эксперимент: три недели вообще никаких контактов, кроме формальных: «иди есть», «доброе утро», «спокойной ночи». Ни про учебу, ни про ее выходки, вообще ни про что. Все три недели плотно занимаетесь Ирой.

– Давно пора младшую к врачу сводить, сколиоз у нее, – вздохнула мать. – Да все времени нет.

– Лучше в кино сводите и в торговый центр, – посоветовала я. – Когда закончите лечить старшую дочь, не начинайте лечить младшую.

* * *

– Ой, вы знаете, лучше стало. Один раз только уходила, вечером женщина с собакой ее привели. И даже Ира с ней разговаривать стала.

– Везите в Финляндию, это ее мечта.

– Мы боимся! Уйдет, в чужой стране, без языка (у нее по английскому два)…

– Все равно везите.

* * *

– Ушла в первый же день. Ира ее нашла (раньше и искать отказывалась!) – прыгала там на главной площади с какими-то финнами, орала «Йелло-Пуки! Йелло-Пуки!» Финны сказали, что замечательная девочка, обещала еще к ним приехать.

* * *

– Буду путешествовать. Может, потом стану в какие газеты, Интернет писать, кому-то, кто лапки сложил, вроде моих одноклассников, – глядишь, поможет…

Она употребляла много «визуальных» глаголов, и от этого я все время забывала, что она слепая.

Я кивнула. Арина улыбнулась, как будто увидела мой кивок.

– Поможет, я уверена, – сказала я вслух.

Бурундук как средство от депрессии

Гоше было тринадцать лет.

Его мама сидела на стуле, аккуратно сложив руки на коленях (на кресло сесть отказалась), рассказывала и одновременно тихо плакала.

Они уже приходили с Гошей раньше, когда мальчик учился во втором классе. У него с самого рождения были проблемы с сердцем. Он полный, слегка шепелявит, носит очки. Одноклассники его дразнили. Он плакал, обижался, пытался сначала ябедничать учительнице и родителям, потом, по настойчивому совету отца (данному украдкой от матери и лечащего врача), все-таки кинулся в драку и в результате получил сотрясение мозга. После выздоровления ходить в школу категорически отказывался. Школьный психолог сказал (совершенно, на мой взгляд, справедливо), что перевод в другой класс или в другую школу не поможет, так как все свои проблемы Гоша унесет с собой. Я тогда посоветовала им найти и развить какой-то ресурс, что-то интересное для восьмилетних детей, что будет у одноклассников ассоциироваться с Гошей вместо «Гошка – это тот, кого дразнят». Долго думали, перебирали, ничего не находилось. Учиться Гоше было трудно, он часто болел, спортом заниматься не мог, на кружки просто не оставалось времени. Я спросила у Гоши, не умеет ли он шевелить ушами. Мальчик засмеялся и сказал, что ушами шевелить не умеет, зато у него очень забавно гнутся пальцы и кисть. Показал. И правда удивительно! По-видимому, какая-то врожденная особенность, сцепленная с его прочими болячками: пальцы между собой разводятся градусов на 270, а ладонь в целом отгибается назад так, что три пальца касаются предплечья.

Мы с Гошей решили, что для начала сгодится и такое: «Принесу килограмм любых конфет тому, кто повторит мой номер». Матери все это показалось странным и крайне сомнительным, но, поскольку мальчишка воодушевился и согласился снова пойти в школу попробовать «их сделать», она согласилась.

Тогда все прошло на удивление благополучно. Гнущиеся в разные стороны пальцы и кисти рук вызвали запланированное уважение одноклассников, а восьмилетний Гоша понял саму идею «ресурса»; в дальнейшем он с помощью бабушки научился складывать из бумаги всякие штуки (цветы, бомбочки, лягушек и т. д.) и учил этому одноклассников. Дразнить его перестали.

Сразу после зимних каникул бабушка обратила внимание на то, что Гоша идет как-то пошатываясь, и велела ему «не вихляться». В этот же день он, дразнясь, показал бабушке язык (уже наступала подростковость) – и язык был «на сторону». Шепелявил Гоша всегда, что помешало заметить нарушения речи. Никто ничего не понял, и мальчик продолжал ходить в школу.

А через месяц у Гоши случился второй инсульт.

Три недели назад его выписали из больницы.

Невропатолог сказал, что прогноз в общем-то хороший и функции должны восстановиться чуть ли не в полном объеме. Но для этого мальчик должен «бороться». А он не борется. Вообще. Наоборот, лежит целыми днями и смотрит в телевизор. Если телевизор выключить, он будет смотреть в пустой экран. В больнице его осмотрел психиатр. Сказал, что по своей части ничего не находит. Выписал какой-то легкий препарат с минимальными побочными эффектами. В больнице Гоша еще хоть как-то занимался с логопедом, хотя и не выполнял никаких заданий самостоятельно, а дома вообще отказался с ним общаться, просто отвернулся к стене, и всё. С родными почти не разговаривает. Один раз сказал: «Я всегда был урод. Хоть бы я сдох поскорее, чтоб никого не мучить». В другой раз спросил у отца: «Папа, а чего ж вы себе еще-то одного ребенка не завели, когда со мной уже все ясно стало? Может, еще и теперь не поздно? Вы ж еще сравнительно молодые. Может, попробуете?» У отца за два месяца заметно добавилось седых волос. Бабушка в свои пятьдесят восемь без нитроглицерина на улицу не выходит…

«Все мы родом из детства»

Вступительное слово: Здравствуйте ребята, здравствуйте уважаемые коллеги, гости нашего мероприятия. Сегодня мы собрались здесь, чтобы еще раз вернуться в самую удивительную, неповторимую пору своей жизни – в детство. Все мы разные: и по характеру, и по возрасту, и по образу жизни, но всех нас объединяет одно – «Все мы родом из детства».

Мне бы очень хотелось, чтобы сегодня каждый, хоть на одно мгновение, но вновь почувствовал себя ребенком. Вспомнил, как прекрасно бежать босиком по лужам, радоваться лучам солнца, играть и не о чем не думать – беззаботная пора детство, она уходит неслышно, уже другие дети играют в твоем дворе, а ты, словно зритель, лицезреешь чужое счастье, ведь обратного билета в свое детство не купить…

Звучит песня «Куда уходит детство».

Перелистайте известные страницы многих русских книг, и вы убедитесь, что многие из них о самой удивительной и прекрасной поре жизни – детстве.

Русские писатели, склонные к постижению человеческого бытия, чутко уловили, что русский человек в глубине души до конца своих дней остаётся ребёнком, простодушно и безоглядно любящим, безрассудно грешащим и искренне раскаивающимся. И потому детские воспоминания, казалось бы, сгладившиеся, затерявшиеся где-то в потёмках памяти, в одно мгновение способны изменить и его душу, и его жизнь.

Там, в детстве было что-то приятное, с чем можно было бы жить, если бы оно вернулось. Как мы томимся, став взрослыми, по ясности и чистоте первых лет нашего бытия. Безгрешная детская душа вся как бы растворена в огромном мире, и верует она легко и радостно, не смущаемая никакими помыслами и сомнениями. Она доверчива и открыта всему.

Чистая, хорошая, по особому духовитая пора раннего детства, когда у ребёнка ещё нет представлений о времени и пространстве, а есть лишь их глубинное внутреннее постижение. Для него нет ещё сегодня, завтра, сейчас, а есть лишь ощущение мгновений, мимолётных и одновременно вечных.

«Детство»

Огромные глаза, как у нарядной куклы,
Раскрыты широко. Под стрелами ресниц,
Доверчиво-ясны и правильно округлы,
Мерцают ободки младенческих зениц.
На что она глядит? И чем необычаен
И сельский этот дом, и сад, и огород,
Где, наклонясь к кустам, хлопочет их хозяин,
И что-то, вяжет там, и режет, и поет?
Два тощих петуха дерутся на заборе,
Шершавый хмель ползет по столбику крыльца.
А девочка глядит. И в этом чистом взоре
Отображен весь мир до самого конца.
Он, этот дивный мир, поистине впервые
Очаровал ее, как чудо из чудес,
И в глубь души ее, как спутники живые,
Вошли и этот дом, и этот сад, и лес.
И много минет дней. И боль сердечной смуты
И счастье к ней придет. Но и жена, и мать,
Она блаженный смысл короткой той минут
Вплоть до седых волос всё будет вспоминать.

Николай Заболоцкий

Чтец 1.

Для детского сердца нет богатых и бедных, нет знатных и незнатных, а есть лишь любящие и равнодушные, добрые и злые. Оно безошибочно угадывает в любом человеке его душу и тянется к той, в которой ещё не угас святой огонёк, видимый лишь чуткому внутреннему оку.

И в эту благословенную пору, когда ещё ничем не замутилась божественная ясность души, когда она чувствует сокровенное и ищет его, когда вера чиста и искренна, она нуждается в духовном покровительстве и наставничестве. И как же хорошо, если ребёнок находит такого наставника среди самых близких, самых дорогих для него людей – матери и отца.

Первое слово, которое произносит малыш, – мама. Она помогает ребёнку увидеть красоту природы, она вкладывает в его уста родной язык, вобравший богатство мысли и разума народа, она приобщает его к человечеству. По отношению к матери определяют, каков человек. Люди не уважают того, кто обидел мать, забыл о ней. А материнство на Руси всегда было синонимом святости.

Чтец 2.

По ночам звучит надрывный кашель,

Старенькая женщина слегла.

Много лет она в квартире нашей

Одиноко в комнате жила.

Письма были, только очень редко.

И тогда, не замечая нас,

Все ходила и шептала: "Детки!

Вам ко мне собраться бы хоть раз!

Ваша мать согнулась, постарела.

Что же делать, старость подошла.

Как бы хорошо мы посидели

Рядышком у нашего стола.

Вы под этот стол пешком ходили,

В праздник пели песни до зари,

А потом разъехались, уплыли,

Улетели - вот теперь попробуй собери!"

Заболела мать, и той же ночью

Телеграф не уставал кричать:

«Дети, срочно, только очень срочно

Приезжайте. Заболела мать».

Из Одессы, Таллина, Игарки,

Отложив до времени дела,

Дети собрались, да только жалко –

У постели, а не у стола.

Гладили морщинистые руки,

Гладкую серебряную прядь.

Как же дали вы такой разлуке

Так надолго между вами встать?

Мать ждала вас в дождь и в непогоду,

В тягостной бессонице ночей.

Разве горя дожидаться надо,

Чтоб приехать к матери своей?

Неужели только телеграммы

Привели вас к скорым поездам?

Слушайте, пока у вас есть мамы,

Приезжайте к ним без телеграмм.

«Нет драгоценнее воспоминаний у человека, как от первого детства его в доме родительском». Как не согласиться со словами великого психолога, знатока детских душ, сердец, Ф.М.Достоевским.

Родительский дом, отчий дом – эти понятия дали названия многим песням. Каждый из нас произносит эти слова с трепетом в душе, с огромной любовью. Ведь проходит время, меняются даты, события, люди, но память вновь возвращает нас в мир детства, в дом, который является настоящим гнездом, бережно охраняющим от всяких бед и невзгод. Сюда хочется вернуться вновь и вновь, ведь тебя здесь ждут всегда: каких бы высот ты не добился, или каких бы жестоких ударов судьбы ты не испытал.

Песня «Домик окнами в сад».

Чтец 3.

Идут года неспешно, чередою.

Сменяются картины за окном.

Но каждый раз цветущею весною

Мне хочется вернуться в отчий дом.

Туда, где проводила в детстве лето,

Где каждый уголочек был знаком,

была любовью, нежностью согрета,

И где меня поили молоком.

Крылечко покосилось, дверь закрыта,

Поленницы рядами во дворе,

А у забора старое корыто

грустит о той счастливейшей поре...

Кровать в террасе пологом прикрыта,

В сенях - сундук, коса под потолком,

На керосинке варится варенье,

И кот свернулся у двери клубком.

Откроешь дверь - огромная светлица.

А в центре - стол, широкая скамья.

В углу - с горящею лампадою божница,

Большое зеркало - в нем отражаюсь я.

Но там я - босоногая девчонка,

Сижу с бабулями за праздничным столом.

Все чинно - чай из самовара

С поколотым щипцами сахарком.

Цветы в огромных кадках, пахнет медом,

И с пылу, с жару русские блины.

А на кровати белые подзоры,

Расшитые узорами видны.

Присяду на скамью, глаза закрою,

Спиною прислонюсь к стене,

И в детство окунусь я с головою,

Пусть ненадолго, пусть в прекрасном сне.

Хоть родилась совсем в другом я месте.

Забвенью счастье предавать я не хочу.

И каждый раз цветущею весною

Я мысленно в свой отчий дом лечу.

«Знаете, что ничего нет выше и сильнее, и здоровее. И полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание из родительского дома. Нам часто говорят про воспитание наше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохранённое с детства, может быть самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасён человек на всю жизнь. Может быть, именно это воспоминание от великого зла удержит». (Ф.М.Достоевский)

«Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! – говорил Л.Н.Толстой. – Как не любить. Не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат источником лучших наслаждений».

Но воспоминания о детстве не всегда радостные, счастливые. Порой они связаны с бомбёжками, с потерей близких и родных людей, потому что в истории нашего народа была война. В этом году вся страна отмечала юбилейную дату -70- летие Победы.

Дети и война – нет более ужасного сближения вещей на свете. Казалось бы, что эти слова не могут, не должны стоять рядом. Однако целое поколение мы называем детьми войны. У этого поколения военное лихолетье пыталось отобрать детство, вырвать из рук книги, тетрадки, учебники. На его долю выпали тяготы, испытания, невзгоды.

Стихотворение Анатолия Брагина «Отца забрали на войну»

Чтец 4.

Отца забрали на войну.

Мальчишка – шпингалет,

но враз прибавила ему

война так много лет.

«Так что же, мать?

Так, значит, мать?

Я в доме голова?

Ты начинай белье стирать,

А я колоть дрова!

Ты говоришь:

Дровец чуток

Осталось.

Так и быть,

Продай слона,

Продай свисток!

Без них ведь можно жить!

Продай матроску, говорю!

Теперь не до тряпья,

Ты только, мама,

Не горюй!

Не брошу я тебя!»

Дети во время войны работали на оборонных заводах наравне со взрослыми, выстаивая за станками по 12-14 часов, поддерживая свои силы скудным пайком. Многие не дотягивались до станка, подставляли к нему ящики. Дети были лишены самых простых радостей.

Чтец 5.

Зачем ты, война, у мальчишек их детство украла -

И синее небо, и запах простого цветка?

Пришли на заводы работать мальчишки Урала,

Подставили ящики, чтобы достать до станка.

И вот неподкупной зимою военного года,

Когда занимался над Камой холодный рассвет,

Собрал самых лучших рабочих директор завода,

А было рабочим всего по четырнадцать лет.

В усталые лица глядело суровое время,

Но каждый в себе довоенное детство нашёл,

Как только рабочую премию - банку варенья -

Пред ними, мальчишками, кто-то поставил на стол.

И вот над заводом, над лесом, в снегу задремавшим,

Среди подступившей внезапно к сердцам тишины,

Повеяло чем-то давно позабытым, домашним,

Как будто бы не было больше на свете войны.

Ах, банка варенья, простое и верное средство

Напомнить о том, что, как жизнь у людей ни горька,

Но будут ещё у мальчишек и солнце, и детство,

И синее небо, и запах простого цветка!

В.Радкевич

Дети гибли в оккупированных фашистами городах. Легенды ходят о мужественных защитниках Ленинграда. Находясь в блокадном кольце, в голоде и холоде, жители умирали, но не сдавались. О страшной трагедии тех дней рассказывают странички из дневника 11-летней школьницы Тани Савичевой.

Но война обладает странным свойством – не только отнимать, ранить и убивать. Война заставляет крепче любить.

Чтец 6.

Баллада о черством куске

По безлюдным проспектам оглушительно-звонко

Громыхала на дьявольской смеси трехтонка.

Леденистый брезент прикрывал ее кузов -

Драгоценные тонны замечательных грузов.

Молчаливый водитель, примерзший к баранке,

Вез на фронт концентраты, хлеба вез он буханки,

Вез он сало и масло, вез консервы и водку,

И махорку он вез, проклиная погодку.

Рядом с ним лейтенант прятал нос в рукавицу

Был он худ, был похож на голодную птицу.

И казалось ему, что водителя нету,

Что забрел грузовик на другую планету.

Вдруг навстречу лучам - синим, трепетным фарам -

Дом из мрака шагнул, покорежен пожаром.

А сквозь эти лучи снег летел, как сквозь сито,

Стоп! - сказал лейтенант. - Погодите, водитель.

Я,- сказал лейтенант,- здешний все-таки житель. -

И шофер осадил перед домом машину,

И пронзительный ветер ворвался в кабину.

И взбежал лейтенант по знакомым ступеням.

И вошел... И сынишка прижался к коленям

Воробьиные ребрышки... Бледные губки...

Старичок семилетний в потрепанной шубке.

Как живешь, мальчуган? Отвечай без обмана!.. -

И достал лейтенант свой паек из кармана.

Хлеба черствый кусок дал он сыну: - Пожуй-ка, -

И шагнул он туда, где дымила буржуйка.

Там, поверх одеяла - распухшие руки.

Там жену он увидел после долгой разлуки.

Там, боясь разрыдаться, взял за бедные плечи

И в глаза заглянул, что мерцали, как свечи.

Но не знал лейтенант семилетнего сына:

Был мальчишка в отца - настоящий мужчина!

И когда замигал догоревший огарок,

Маме в руку вложил он отцовский подарок

А когда лейтенант вновь садился в трехтонку

Приезжай! - закричал ему мальчик вдогонку

И опять сквозь лучи снег летел, как сквозь сито,

Снег летел, как мука, - плавно, медленно, сыто...

Грузовик отмахал уже многие версты.

Освещали ракеты неба черного купол.

Тот же самый кусок - ненадкушенный, черствый -

Лейтенант в том же самом кармане нащупал.

Потому что жена не могла быть иною

И кусок этот снова ему подложила.

Потому, что была настоящей женою,

Потому, что ждала, потому, что любила.

Владимир Лифшиц

Какая бы пора не была за окном: гремят ли пушки, разрываются ли снаряды, либо же просто мирно светит солнце – люди всегда любили и будут любить своих детей. В них родители видят смысл своей жизни, подчиняют всю свою жизнь им, они жертвуют во имя этой святой, неугасимой любви.

«Родить детей и иметь их – самое главное и серьёзное дело в мире. Было и не переставало быть. Так говорил великий классик – Л.Н.Толстой. И любить их, добавлял он в другом месте. Ведь если уже перестанем детей любить, то кого же после того мы сможем полюбить и что станется с нами самими».

Чтец 7.

Двадцатый век, сороковые. Подставив раненую грудь,

Непокоренная Россия фашисту заступает путь.

И, утеряв рассудок здравый, конец предчувствует палач,

А под пятой его кровавой – расстрелы, пытки, детский плач.

На трупах трупы, в небо глядя. И вдруг у ямы на краю –

«Не убивайте меня, дядя, а я Вам песенку спою!»

И вот дрожа и заикаясь, у груды неостывших тел,

Ребенок над сестрой и мамой зверью про зайчика запел.

Восьмидесятые. Народы страну прославили трудом,

Но все полнее с каждым годом недетским горем детский дом.

За что мальцу в четыре года дают за совесть, не за страх

Беду великого народа нести на тоненьких плечах?

Проснувшись, плачет он ночами, и – рвется пониманья нить!-

«Не отдавайте меня маме, мне страшно, мама будет бить!»

Очнитесь, люди, плачут дети! Скажи, великий мой народ,

За тех сирот – война в ответе, а кто за нынешних сирот?

Владимир Лебедев

Ответ на этот вопрос может быть разным: иногда виновата судьба: погибли родители, нет близких родственников – и вот ребенок сирота; а иногда причина этому безответственность, бездушие, отсутствие материнского начала и правильной модели построения семьи перед глазами. Сегодняшние родители – это вчерашние сироты, дети из неблагополучных и неполных семей. Материнство стало ранним: мамами становятся подростки, еще не успевшие понять и осознать, что ребенок – это целый мир, который требует внимания и постоянного участия в жизни того, кому ты дал жизнь. Их место в жизни порой не определено, так как они не имеют образования, работы, достатка, а следствием является агрессия, направленная, порою, против своего ребенка. В этих семьях детство – это не счастливая пора, а страх, боязнь самого близкого человека, психологические травмы и, как следствие, зачастую, неустроенная жизнь. Вот одна из причин сиротства нынешних дней. И как бы это не хотелось умолчать, не говорить об этом, но статистика ужасающая.

Эта тема затронута неслучайно, ведь рядом с нами находятся те, кто уже испытал счастье материнства – это юные мамы. Вы можете увидеть их в наших коридорах с детьми на руках, и как важно, чтобы их дети вступили в юность с чистой и ясной душой, верующей и любящей, и чтобы память сердца не омрачалась тягостными воспоминаниями и хранила те, которые благодатно отзовутся на всей их последующей судьбе.

Чтец 8.

Берегите своих детей,

Их за шалости не ругайте.

Зло своих неудачных дней

Никогда на них не срывайте.

Не сердитесь на них всерьез,

Даже если они провинились,

Ничего нет дороже слез,

Что с ресничек родных скатились.

Если валит усталость с ног

Совладать с нею нету мочи,

Ну а к Вам подойдет сынок

Или руки протянет дочка.

Обнимите покрепче их,

Детской ласкою дорожите

Это счастье? короткий миг,

Быть счастливыми поспешите.

Ведь растают как снег весной,

Промелькнут дни златые эти

И покинут очаг родной

Повзрослевшие Ваши дети.

Перелистывая альбом

С фотографиями детства,

С грустью вспомните о былом

О тех днях, когда были вместе.

Как же будете Вы хотеть

В это время опять вернуться

Чтоб им маленьким песню спеть,

Щечки нежной губами коснуться.

И пока в доме детский смех,

От игрушек некуда деться,

Вы на свете счастливей всех,

Берегите ж, пожалуйста, детство!

Преподаватели – это не только учителя, но это тоже вчерашние дети. Судьба каждого из нас уже сложилась, все мы чего-то достигли, но фундамент этого был заложен в детстве, детстве, наполненном любовью и заботой, бесконечным вниманием и участием и, конечно же, родительским теплом. Счастливые мгновения той драгоценной поры запечатлела не только наша память, но и пожелтевший с годами снимок.

Песня, видеофильм.

Мне хочется снова дрожаний качели,

В той липовой роще, в деревне родной,

Где утром фиалки во мгле голубели,

Где мысли робели так странно весной.

Мне хочется снова быть кротким и нежным,

Быть снова ребенком, хотя бы в другом,

Но только б упиться бездонным, безбрежным,

В раю белоснежном, в раю голубом.

И, если любил я безумные ласки,

Я к ним остываю, совсем навсегда,

Мне нравится вечер, и детские глазки,

И тихие сказки, и снова звезда.

К.Бальмонт

Заключительное слово: наше мероприятие подходит к своему концу, и я надеюсь, что каждому из нас хоть на одно мгновение, но удалось вернуться в детство и понять, что оно может быть разным, овеянным любовью и заботой и наполненным страхом и криками о помощи, но детство – это та пора, которую вернуть нельзя. И я желаю, чтобы ваше детство, детство ваших детей и внуков было наполнено только радостью, заливистым смехом и любовью…

Детские переживания преследуют нас всю жизнь. Как отпечатки следов на свежем бетоне: однажды сделанные, они остаются навсегда.

Детские обиды, травмы, чувство вины часто связаны с родителями. Которых, как известно, не выбирают. Что под большим сомнением! С человеком вряд ли произойдет хоть что-то без его желания, выбора. А родители, волей-неволей, запечатаны в наших воспоминаниях из детства.

Мы взрослеем, вроде любим их, заботимся. Но при этом часто испытываем к ним раздражение без причины, непонимание, злимся, что родители все делают не так, ворчим, грубим, цепляемся к ним по пустякам, обижаемся и ссоримся. Разве это можно назвать «взрослое поведение»? Скорее, очередная детская истерика, хотя тебе уже под сорок. А после ссоры с родителями изводим себя вопросом «зачем я накричала(а)?», извиняемся перед ними… чтобы в следующий раз сделать то же самое. А все потому, что все мы родом из детства

Разве хочется, чтобы при виде родителей каждый раз тебя трясло? Ведь с этим невозможно жить! Требуется уйма усилий, чтобы сдержать неприятные эмоции. По сути, они ни в чем не виноваты перед тобой. Делать родителей источником своих бед – удел слабых. «Вы мне всю жизнь сломали!» «Из-зав вас я не встретил(а) нормального человека!» «Вы виноваты, что у меня ничего не клеится!» Истерический бред. Сам(а) выбрал(а) – сам(а) и расхлебывай. Каждый встречный человек – это урок. А родители – это твой госэкзамен! Поэтому, будь добр(а) – соображай, чему они могут тебя научить? Думать, конечно, лучше в спокойном состоянии. Поэтому вот несколько способов

Как справиться с негативными детскими переживаниями:

  1. Не борись с плохими эмоциями, а признайся себе в них, и прими как есть. Выпиши «я злюсь на родителей», «они меня бесят», «я ненавижу их» и остальные фразы, все, которые придут тебе на ум.
  2. Для исцеления от неприятных эмоций есть эффективный и быстрый метод психологии – ТЭО (Техника Эмоционального Освобождения). 15-20 минут работы, и негатива станет намного меньше. Руководство можно .
  3. Напиши письмо. Отцу или матери, или обоим сразу. Вырази в нем всё, что давно хотел(а) сказать им, вылей на бумагу свои обиду и обвинения. Не сдерживай себя, пиши подряд. Затем перечитай это письмо, и сожги.
  4. Перечисли все последствия в твоей настоящей жизни от неприятностей из детства, связанных с родителями.
  5. Подумай, какую выгоду ты получаешь от негативного общения с родителями? Именно выгоду, пользу. Представь, что ваши отношения наладились – чего тебе будет не хватать?
  6. На кого ты больше похож(а) – на маму или на папу? Найди все сходства, внешние и внутренние. После этого проведи метод психологии: «Будь собой» — «Будь своей мамой» или «Будь своим отцом». Выполняй команды поочередно, до облегчения, закончи «будь собой». Процесс помогает отлипнуть от родителей, посмотреть на них непредвзято, со стороны, как на обычных людей.
  7. Теперь прости их. «Я прощаю отца (мать) за то, что он(а) … (перечисли его/ее проступки по отношению к тебе)». В конце скажи вслух фразу «Я прощаю себя за то, что с обидой на родителей (назови негативные эмоции, которые к ним испытываешь) жил(а) так долго».
  8. Поблагодари их за то, что они для тебя сделали, чем помогли и чему научили.

Прислушайся к себе – тебе стало легче? Наверняка. Если возникнет желание обнять родителей, сказать им доброе слово, сделай, не откладывая.

Найди момент, когда ты был(а) счастлив с ними – прочувствуй его хорошенько, перенеси это ощущение в настоящее время и запомни его. Перечисленные способы имеют отношения не только к детям. Это действенная психология для родителей тоже: прояснить для себя, наконец-то, почему им «бог послал» именно такое чадо. Вопросы семьи – одни из главных в жизни. Не стоит их недооценивать. Начинайте разбирать, самостоятельно, либо доступна

Понравилась статья? Поделитесь ей
Наверх